←К оглавлению |
Карлос Кастанеда – Огонь изнутри |
Дон Хуан и Хенаро отправились в путешествие по Северной Мексике. Такое путешествие они ежегодно предпринимали для того, чтобы собрать лекарственные растения в Сонорской пустыне. Один из видящих команды нагваля – Висенте Медрано, специалист по растениям – готовил из них лекарства.
Я присоединился к дону Хуану и Хенаро в Соноре, уже в самом конце путешествия – как раз вовремя для того, чтобы отвезти их домой, на юг.
За день до того, как мы отправились в путь, дон Хуан неожиданно продолжил рассказ об овладении осознанием. Мы как раз отдыхали в тени высоких кустов в предгорьях. Был вечер, уже почти совсем стемнело. У каждого из нас было по холщевому мешку, заполненному растениями. Едва мы положили мешки, как Хенаро тут же улёгся на землю и заснул, положив под голову сложенную куртку. Дон Хуан говорил тихо, как бы боясь разбудить Хенаро. Он сообщил мне, что уже рассказал о большинстве истин, касающихся осознания и что осталась только одна, о которой мы не говорили. Дон Хуан заверил меня, что эта последняя истина была самым выдающимся открытием древних видящих, хотя сами они так об этом и не узнали. Прошли века, прежде чем новые видящие установили, насколько огромно её значение.
– Итак, человек имеет точку сборки, – продолжил дон Хуан, – и эта точка сборки определённым образом выстраивает эманации, подлежащие восприятию. Об этом мы с тобой говорили. Шла речь также и о том, что точка эта сдвигается из своего фиксированного положения. А теперь – последняя истина: преодолевая в своём перемещении определённый предел, точка сборки способна собирать миры, совершенно отличные от того, который нам известен.
Всё так же шёпотом он сказал, что определённые местности не только способствуют подобного рода случайным перемещениям точки сборки, но также и определяют направление сдвига. Сонорская пустыня, к примеру, помогает точке сборки сдвигаться вниз от её исходного положения – в позицию зверя.
– Поэтому, – продолжал он, – в Соноре таки много настоящих магов. И в особенности – магов-женщин. С одной – ла Каталиной – ты уже знаком. Когда-то я втянул вас с ней в поединок. Я хотел заставить твою точку сборки сдвинуться, и ла Каталина своими магическими штучками вышибла её из нормального положения.
И дон Хуан объяснил, что вся та жуть, которую я пережил, сражаясь с ла Каталиной, была предварительно ими двумя спланирована.
– Как ты смотришь на то, чтобы пригласить её сюда? – громко спросил Хенаро и сел.
Неожиданность вопроса и тон его голоса мгновенно привели меня в ужас.
Дон Хуан рассмеялся, взял меня за руки и слегка встряхнул. Он сказал, что причин для беспокойства нет. Ла Каталина приходится нам чем-то вроде двоюродной сестры или тётушки, ибо является частью нашего мира. Хотя и не вполне следует в русле нашего поиска. У неё гораздо больше общего с древними видящими.
Хенаро улыбнулся и подмигнул мне:
– Я, конечно, понимаю – она тебя здорово возбуждает. Она сама мне призналась: с каждым вашим столкновением ты всё сильнее её пугался и всё больше хотел.
Дон Хуан и Хенаро хохотали почти до истерики. Я вынужден был признать, что каким-то образом ла Каталина, действительно, всегда производя на меня пугающее впечатление, тем не менее, привлекала меня как женщина. Наибольшее же впечатление на меня производила та потрясающая энергия, которая буквально сочилась сквозь все поры её кожи.
– Да, – заметил дон Хуан, – она накопила такое количество энергии, что способна сдвигать твою точку сборки в глубины левой стороны даже когда ты не находишься в состоянии повышенного осознания.
Дон Хуан сказал, что ла Каталина связана с нами очень тесно, поскольку принадлежала к команде нагваля Хулиана. Он объяснил, что обычно нагваль и все члены его команды покидают мир одновременно, однако в некоторых случаях они делают это постепенно, небольшими группами. Именно так обстояло дело с командой нагваля Хулиана. Несмотря на то, что сам он покинул мир почти сорок лет назад, Ла Каталина всё ещё была здесь.
Дон Хуан и раньше рассказывал мне о команде нагваля Хулиана. Теперь он ещё раз напомнил, что она состояла из трёх весьма непримечательных мужчин и восьми великолепных женщин. Дон Хуан всегда считал, что такая несообразность была причиной того, что членам команды нагваля Хулиана приходилось покидать мир по-очереди.
Ла Каталина была прикреплена к одной из великолепных женщин-видящих из команды нагваля Хулиана, и от неё научилась необычайным способам сдвигать точку сборки в нижележащую область. Та видящая должна была покинуть мир одной из последних. Она прожила исключительно долгую жизнь. А поскольку и она, и ла Каталина были родом из Соноры, то в её пожилые годы обе они возвратились в пустыню и жили там вместе до тех пор, пока видящая не покинула мир. За те годы, которые они провели вместе, ла Каталина стала её самой преданной помощницей и ученицей – ученицей, которая жаждала освоить весьма экстравагантные методы смещения точки сборки, известные древним видящим.
Я спросил у дона Хуана, в значительной ли степени знания ла Каталины отличаются от его собственных.
– Мы в точности одинаковы, – ответил он. – Она несколько больше похожа на Сильвио Мануэля или Хенаро. По сути она – их женский вариант. Но, разумеется, будучи женщиной, она неизмеримо более агрессивна и опасна, чем они оба.
Хенаро подтвердил это кивком головы.
– Неизмеримо более, – произнёс он и снова подмигнул.
– Она связана с твоей командой? – спросил я у дона Хуана.
– Я же сказал: она приходится нам как бы двоюродной сестрой или тёткой, – ответил он. – Я имею в виду то, что она относится к более старшему поколению видящих, хотя по годам она и моложе нас всех. Ла Каталина – последняя из той группы. И с нами она контактирует довольно редко. В общем-то, мы ей не очень нравимся. Мы слишком жёсткие для неё. Она привыкла к обращению нагваля Хулиана. И поиску свободы она предпочитает фантастические приключения в неизвестном.
– А какая разница? – поинтересовался я.
– А вот в этом нам и предстоит не спеша и тщательно разобраться в ходе последней части моего рассказа об истинах, касающихся осознания, – ответил дон Хуан. – Сейчас тебе важно знать одно: в левосторонней части своего осознания ты ревностно хранишь странные тайны, в этом вы с ла Каталиной похожи друг на друга.
– Я снова заявил, что дело не в том, что мне нравится сама ла Каталина, а скорее в том, что меня восхищает её огромная сила.
Дон Хуан и Хенаро расхохотались и потрепали меня по плечам, словно они знали что-то, о чём я не догадывался.
– Зато ты ей нравишься, потому что она знает, на кого ты похож, – сказал Хенаро и причмокнул губами. – Она очень хорошо знала нагваля Хулиана.
Они оба бросили на меня долгий взгляд, от чего я почувствовал раздражение.
– На что ты намекаешь? – резко спросил я у Хенаро. Он ухмыльнулся и смешно повёл бровями вверх-вниз. Но промолчал. Молчание прервал дон Хуан:
– Есть некоторые странные моменты, в которых вы с нагвалем Хулианом очень похожи. Хенаро пытается вычислить, отдаёшь ли ты себе в этом отчёт.
Я спросил у них, каким это, интересно, образом, я могу отдавать себе отчёт в чём-то настолько неопределённом.
– А вот ла Каталина считает, что можешь. И отдаёшь, – заявил Хенаро. – Она утверждает это, потому что знала нагваля Хулиана лучше, чем любой из нас.
Я заметил, что мне не верится в то, что она знала нагваля Хулиана, поскольку он ушёл из мира почти сорок лет назад.
– Но и ла Каталина не вчера родилась, – сказал Хенаро. – Она просто выглядит молодо, но это – часть её знания. Ты видел её только тогда, когда она выглядит молодой. Если бы ты встретил её в образе старухи, ты бы испугался до умопомрачения.
– То, что делает ла Каталина, может быть объяснено с точки зрения владения тремя искусствами, – вмешался дон Хуан, – искусством осознания, искусством сталкинга и искусством намерения.
– Но сегодня мы рассмотрим то, что она делает, только в свете последней истины об осознании, которая гласит: сдвинувшись с исходного места, точка сборки может собирать миры, отличные от нашего.
Дон Хуан знаком велел мне встать. Поднялся на ноги и Хенаро. Я автоматически схватил мешок с растениями. Хенаро с улыбкой остановил меня как раз перед тем, как я забросил мешок на плечо:
– Оставь мешок в покое. Нам предстоит прогуляться на холм и встретиться с ла Каталиной.
– А где она?
– Там, наверху, – сказал Хенаро, указывая на вершину невысокого холма. – Если ты сведёшь глаза и будешь смотреть туда внимательно, ты увидишь её – очень тёмное пятно на фоне зелёной растительности.
Я напряг зрение, пытаясь высмотреть пятно, но ничего не заметил.
– Слушай, а почему бы тебе и правда туда не сходить? – предложил дон Хуан.
У меня закружилась голова и немного затошнило. Движением руки дон Хуан предложил мне отправиться наверх, но я не отваживался сдвинуться с места. В конце концов, Хенаро взял меня под руку и вдвоём с ним мы начали взбираться на холм. Когда мы добрались до вершины, я обнаружил, что дон Хуан идёт вслед за нами. Все мы втроём достигли вершины одновременно.
Дон Хуан очень спокойно подошёл к Хенаро. Он спросил, помнит ли тот, как нагваль Хулиан много раз был готов задушить их насмерть за то, что они шли на поводу у своего страха.
Хенаро повернулся ко мне и сообщил, что нагваль Хулиан был безжалостным учителем. Он и его учитель нагваль Элиас, который тогда ещё находился в этом мире, имели обыкновение сдвигать точку сборки ученика за критическую черту, предоставляя его затем самому себе.
– Я как-то уже говорил тебе: нагваль Хулиан рекомендовал нам не растрачивать сексуальную энергию, – продолжал Хенаро. – Он имел в виду то, что энергия необходима для смещения точки сборки. Если у человека её нет, то удар нагваля – это не удар свободы, а удар смерти.
– При недостатке энергии, – сказал дон Хуан, – разрушается сила настройки. Не обладая достаточной энергией, невозможно выдержать давление эманации, выстроенных в порядке, который никогда не используется в обычных обстоятельствах.
Хенаро сказал, что в том, как учил нагваль Хулиан, всегда присутствовало вдохновение. Каждый раз он находил способ совместить обучение с развлечением для себя. Одним из его любимых приёмов был неожиданный удар нагваля. Застав кого-либо из учеников врасплох, в нормальном состоянии осознания, он сдвигал его точку сборки. Одного-двух раз обычно оказывалось достаточно. После этого, если нагвалю Хулиану требовалась вся полнота внимания ученика, ему нужно было лишь пригрозить неожиданным ударом нагваля.
– Да, нагваль Хулиан был человеком воистину незабвенным, – сказал дон Хуан. – У него был дар обращения с людьми. Он мог сделать какую-нибудь гадость, и в его исполнении она выглядела просто великолепно. Если бы так поступил кто-то другой, это было бы грубо и бессердечно.
– А вот нагваль Элиас таким даром не обладал. Зато он был воистину великим, великим учителем.
– Нагваль Элиас был очень похож на нагваля Хуана Матуса, – вставил Хенаро. – Они прекрасно находили общий язык. И нагваль Элиас научил его всему, ни разу не повысив голоса и не сыграв ни одной злой шутки.
– Нагваль же Хулиан был совсем другим, – продолжал Хенаро, по-дружески меня толкнув. – Я бы сказал, что в левосторонней части своего осознания он ревностно хранил странные тайны. Совсем, как ты. Ты согласен? – спросил он, обращаясь к дону Хуану.
Тот не ответил, но утвердительно покачал головой. Казалось, он старается сдержать смех.
– Он был игрив от природы, – произнёс дон Хуан, и оба они рсхохотались.
Они явно намекали на что-то. Я почувствовал угрозу. Как ни в чём не бывало дон Хуан сообщил мне, что они намекают на весьма эксцентричные магические приёмы, которые освоил нагваль Хулиан за свою жизнь. А Хенаро добавил, что, кроме нагваля Элиаса, у нагваля Хулиана был ещё один совершенно уникальный учитель – учитель, который любил его безмерно и обучил неизвестным и архисложным способам сдвига точки сборки. В результате поведение нагваля Хулиана всегда было исключительно эксцентричным.
Я спросил:
– Что это был за учитель, дон Хуан?
Дон Хуан и Хенаро переглянулись и по-детски захихикали.
– Вопрос серьёзный, – ответил дон Хуан. – Я могу сказать лишь одно: это был учитель, изменивший направление нашей линии. Он обучил нас множеству вещей – хороших и плохих – но наихудшим из всего, чему он нас научил, были практики древних видящих. И некоторые из нас на этом попались. В том числе – нагваль Хулиан и ла Каталина. И мы можем лишь надеяться, что ты не последуешь за ними.
Я немедленно принялся возражать. Дон Хуан меня перебил, сказав, что я сам не знаю, против чего возражаю.
Пока дон Хуан говорил, я ужасно разозлился и на него, и на Хенаро. Ни с того, ни с сего я пришёл в бешенство и принялся что было мочи на них орать. Несообразность моей собственной реакции испугала меня. Будто бы я был вовсе не я. Я замолчал и с мольбой о помощи во взгляде посмотрел на них.
Хенаро стоял положив руки дону Хуану на плечи, словно нуждаясь в поддержке. Оба они сотрясались в приступе совершенно неуправляемого хохота.
Я вдруг пришёл в состояние такой подавленности, сто почти расплакался. Дон Хуан приблизился ко мне и, как бы подбадривая меня, положил руку на моё плечо. Он сказал, что Сонорская пустыня по причинам, для него непостижимым, способствует проявлению воинственности в человеке, да и в любом другом существе.
– Люди скажут, что причиной тому является излишняя сухость здешнего воздуха, – продолжал он. – Или излишняя жара. Видящий сказал бы, что здесь имеет место специфическое слияние эманации Орла, способствующее, как я уже говорил, сдвигу точки сборки вниз.
– Но как бы там ни было, воин приходит в мир для того, чтобы учиться и в результате тренировки стать отрешенным наблюдателем, постичь тайну нашего бытия и насладиться торжеством знания нашей истинной природы. В этом – высшая цель новых видящих. И не каждому из воинов дано её достичь. Мы считаем, что нагваль Хулиан до неё не добрался. Он попал в ловушку. И ла Каталина – тоже. Затем дон Хуан сказал что несравненным нагвалем способен стать лишь тот, кто любит свободу и обладает величайшей отрешённостью. Путь воина являет собою противоположность образу жизни современного человека, и в этом – главная опасность этого пути. Современный человек покинул пределы неизвестного и таинственного, утвердившись в функциональном. Повернувшись спиной к миру предчувствия и торжества достижения, он с головой погрузился в мир тоскливой повседневности.
– И шанс вернуться в мир тайны, – продолжал дон Хуан, – иногда становится слишком тяжёлым испытанием для воина. И воин не выдерживает. Я бы сказал так: он попадает в ловушку захватывающих приключений в неизвестном. И забывает о поиске свободы, забывает о том, что должен быть отрешённым наблюдателем. Воин тонет в неизвестном. Воин становится жертвой любви к неизвестному.
– И вы полагаете, что я принадлежу к числу таких воинов, дон Хуан?
– Мы не полагаем, мы знаем наверняка, – ответил Хенаро. – И ла Каталина знает об этом лучше, чем кто-либо другой.
– Откуда, интересно, она может об этом знать? – настаивал я.
– Да просто она – такая же, как ты, – ответил Хенаро, смешно выговаривая слова.
Я уже совсем было вступил в жаркий спор, когда дон Хуан перебил меня:
– Ты совершенно напрасно так напрягаешься. Ты таков, каков ты есть. Кому-то сражаться за свободу легче, кому-то – тяжелее. И ты принадлежишь ко второй категории.
– Чтобы стать отрешённым наблюдателем, необходимо прежде всего понять вот что: каким бы ни был наблюдаемый нами мир и чем бы мы сами в нём не являлись, всё это – лишь результат фиксации в определённом месте сдвинутой туда точки сборки.
– Новые видящие говорят: когда нас учат разговаривать с самими собой, нас учат становиться скучными, чтобы зафиксировать точки сборки в каком-то одном месте.
Хенаро хлопнул в ладоши, издал пронзительный свист, имитируя свисток футбольного тренера и завопил:
– Так, смещаем точку сборки! Ну, ну! Давай, давай, смещай!
Мы всё ещё смеялись, когда кусты справа от меня вдруг зашевелились. Дон Хуан и Хенаро немедленно сели на землю, подогнув под себя левую ногу. Согнутую в колене правую каждый из них поставил перед собой наподобие щита. Знаком дон Хуан приказал мне сделать то же самое. Приподняв брови, он изобразил на лице смирение.
– У магов – свои причуды, – шёпотом сказал он. – При сдвиге точки сборки вниз зрение мага ухудшается. И если он заметит тебя стоящим, он непременно нападёт.
– Однажды нагваль Хулиан два дня продержал меня в позе воина, – тоже шёпотом сообщил Хенаро. – Мне даже мочиться пришлось, не вставая.
– И ещё – какать, – добавил дон Хуан.
– Точно, – подтвердил Хенаро, а затем, как бы вспомнив что-то, шёпотом поинтересовался, – Надеюсь, ты сегодня уже какал? Потому что, если у тебя в кишках что-то есть, ты наложишь в штаны, как только покажется ла Каталина. Если, конечно, я не научу тебя, как их снимать. Чтобы покакать в позе воина, тебе придётся снять штаны.
И он принялся показывать мне, как снимаются брюки в этой позе. Он подошёл к этому процессу с исключительной серьёзностью и ответственностью. Всё моё внимание было полностью сосредоточено на его движениях. И только сняв штаны, я обнаружил, что дон Хуан буквально захлёбывается от хохота. Я понял что Хенаро в очередной раз надо мной подшутил и собрался было подняться на ноги и надеть штаны. Однако дон Хуан остановил меня. Он так хохотал, что едва мог говорить. Он сказал, что в шутке Хенаро – только доля шутки и что ла Каталина действительно находится за кустами.
Меня проняло: несмотря на смех, в тоне его звучала настойчивость. Я застыл на месте. А мгновение спустя я уже совершенно забыл о штанах – в такую панику меня вогнал раздавшийся в кустах шорох. Я взглянул на Хенаро. Он уже снова был в штанах. Пожав плечами, Хенаро прошептал:
– Прости. Я не успел показать тебе, как надевать их, не вставая.
У меня не было времени ни на то, чтобы разозлиться на них, ни на то, чтобы присоединиться к их веселью, потому что неожиданно кусты раздвинулись прямо передо мной, и из них вышло нечто чудовищное. Даже страх мой прошёл – до того диковинным было это создание. Я не боялся, я был просто очарован. То, что я видел перед собой, было чем угодно, но только не человеческим существом. Оно даже отдалённо не напоминало человека. Это было больше похоже на рептилию. Или на громоздкое гротескное насекомое. Или на мохнатую, до предела омерзительной наружности птицу. Её тёмное тело было покрыто грубой рыжеватой шерстью. Я не видел ног – только огромную уродливую голову. Вместо ноздрей по бокам плоского носа зияли две большущие дыры. У этой твари было что-то наподобие зубатого клюва. И глаза – настолько же прекрасные, насколько гротескной была вся эта штука. Глаза были подобны двум гипнотическим озёрам непостижимой чистоты. В них светилось знание. Эти глаза не были человеческими, равно как и птичьими. Я вообще никогда не видел таких глаз.
Шелестя кустами, чудище прошло слева от меня. Когда я, следя за его движением, повернул голову, то заметил что дон Хуан и Хенаро очарованы его присутствием в той же степени, что и я. Мне пришло в голову, что они, видимо, тоже никогда не видели ничего подобного.
В следующее мгновение создание полностью исчезло из виду. Но спустя миг послышалось рычание и его очертания снова замаячили перед нами.
Я был очарован и в то же время обеспокоен тем, что ни капельки не боюсь этого чудища. Было такое ощущение, что в панику перед этим впадал вовсе не я, а кто-то совсем другой.
В какой-то момент я почувствовал что начинаю вставать. Ноги распрямились против моей воли, и я обнаружил, что стою, повернувшись к чудовищу лицом. Я смутно ощущал что снимаю куртку, рубашку, ботинки. Я разделся догола. Мышцы ног сократились с огромной силой. С непостижимей ловкостью я подпрыгнул и в следующее мгновение мы с чудовищем уже неслись к массе растительности невыразимо зелёного цвета, маячившей в отдалении.
Сначала чудовище неслось впереди меня, извиваясь наподобие змеи. Но затем мне удалось его догнать. Когда мы поравнялись, я вдруг осознал нечто, что уже было мне известно – на самом деле чудовище было ла Каталиной. Вдруг рядом со мной оказалась ла Каталина в человеческом облике. Мы скользили без малейшего усилия. Мы словно застыли неподвижно в позах стремительного движения, а пейзаж нёсся назад, создавая впечатление огромного ускорения.
Движение наше прекратилось так же внезапно, как началось. Мы были одни в совершенно ином мире. Там не было ни одной узнаваемой черты. Интенсивное сияние и жар шли от того, что казалось землёй – землёй, покрытой гигантскими камнями. По крайней мере, это было похоже на камни. Они имели цвет песчанника, но были невесомы; они напоминали куски губки. Я мог расшвыривать их, лишь слегка к ним прикасаясь.
Я настолько увлёкся своей силой, что забыл обо всём остальном. Каким-то образом я определил, что куски этого вроде бы невесомого материала на самом деле мне сопротивляются. И то, что мне удавалось с лёгкостью их расшвыривать, было следствием моей немыслимой силы.
Я попытался хватать их руками, и понял что тело моё изменилось. Ла Каталина смотрела на меня. Она снова была гротескным созданием. Таким же созданием был теперь и я сам. Я не видел себя, но знал наверняка, что мы абсолютно одинаковы.
Неописуемая радость охватила меня, бывшая как бы силой, пришедшей извне. Мы с ла Каталиной скакали, кружились и играли до тех пор, пока у меня не осталось ни мыслей, ни чувств, ни каких бы то ни было следов человеческого самоосознания. Но в то же время я определённо осознавал. Моё самоосознание было неким смутным знанием, порождавшим уверенность в себе, безграничной верой, физической уверенностью в собственном существовании, причём не в смысле человеческого личностного самоощущения, но в смысле присутствия, бывшего всем сущим.
Затем как-то разом всё вновь пришло в человеческий фокус. Ла Каталина держала меня за руку. Мы шли по пустыне среди сухих кустарников. Я немедленно ощутил болезненные прикосновения острых камней и комков глины к ступням моих босых ног.
Мы пришли на свободное от растительности место. Там были дон Хуан и Хенаро. Я сел на землю и оделся.
Мой опыт с ла Каталиной несколько задержал наше возвращение в Южную Мексику. Каким-то неописуемым образом он выбил меня из колеи. Находясь в нормальном состоянии осознания, я как бы растворялся. Я словно потерял точку отсчёта. Я совсем пал духом и даже пожаловался дону Хуану на то, что мне не хочется больше жить.
Мы сидели под рамадой дома дона Хуана. Машина моя была нагружена мешками, и мы были готовы отправиться в путь, но чувство отчаяния овладело мной, я заплакал. Дон Хуан и Хенаро хохотали до слёз. Чем большим было моё отчаяние, тем сильнее они веселились. Наконец, дон Хуан сдвинул меня в состояние повышенного осознания и объяснил что их смех вовсе не был выражением злорадства с их стороны или проявлением какого-то странного чувства юмора. Они смеялись от переполнявшей их радости за меня, потому что видели, что мне удалось продвинуться далеко вперёд по пути знания.
– Я скажу тебе, что говорил нам нагваль Хулиан, когда мы добирались до того места, где ты находишься сейчас, – сказал дон Хуан. – И ты поймёшь, что ты – не один. То, что происходит с тобой, случается с каждым, кто накопил достаточно энергии и смог заглянуть в неизвестное.
Нагваль Хулиан говорил им, что они изгнаны из дома, в котором провели всю свою жизнь. Результатом накопления энергии явилось разрушение гнезда – такого уютного, но сковывающего и скучного – в мире обычной жизни. И подавленность их, по словам нагваля Хулиана, была не печалью потерявших старый дом, но печалью обречённых на поиски нового.
– Новый дом, – продолжал дон Хуан, – не столь уютен. Однако в нём гораздо больше простора.
– Ты заметил, что изгнан, и осознание этого обрело форму глубокой подавленности, потери желания жить. То же самое было и с нами. Поэтому, когда ты сказал что не хочешь жить, мы не могли удержаться от смеха.
– Что же будет со мной дальше? – спросил я.
– Как говорят в народе, тебе следует сменить седло, – ответил дон Хуан.
Оба они снова впали в эйфорию. Почему-то они истерически смеялись после каждого из своих замечаний.
– Всё очень просто, – сказал дон Хуан. – Вследствие изменения уровня твоей энергии твоя точка сборки окажется на новом месте. А диалог воинов, который ты каждый раз с нами ведёшь, зафиксирует и укрепит новую позицию.
Придав своему лицу выражение предельной серьёзности, Хенаро раскатистым голосом спросил:
– Ходил ли ты сегодня по большой нужде?
Он кивнул головой, как бы понукая меня ответить.
– Да? Или нет? – не унимался он. – Давай-ка займёмся этим, а заодно поговорим, как воин с воином.
Когда они отсмеялись, Хенаро сказал что мне следует знать об одном недостатке нового состояния. Дело в том, что время от времени точка сборки возвращается в исходное положение. Он рассказал, что в его случае, нормальное положение точки сборки заставляло его воспринимать всех людей в угрожающем и часто даже ужасающем свете. К своему большому удивлению в один прекрасный день он обнаружил, что изменился. Он был гораздо бесстрашнее, чем раньше, и вполне успешно справлялся с ситуациями, которые прежде повергли бы его в хаос и страх.
– Я обнаружил, что занимаюсь любовью, – продолжал Хенаро, подмигнув мне. – А ведь обычно я до смерти боялся женщин. И тут в один прекрасный день я вдруг обнаруживаю себя в постели исключительно яростной женщины. Это было настолько на меня не похоже, что, когда я понял, что происходит, со мной чуть не сделался сердечный приступ. Удар вернул мою точку сборки в её убогое исходное положение, и мне пришлось бежать из того дома. Дрожал я при этом, как перепуганный кролик.
– Так что следи внимательно, чтобы твоя точка сборки не съехала обратно, – добавил Хенаро, и они оба снова расхохотались.
Потом дон Хуан объяснил:
– Позиция точки сборки на человеческом коконе сохраняется за счёт внутреннего диалога. Поэтому позиция эта в лучшем случае – не слишком прочная. Теперь понятно, почему многие мужчины и женщины так легко сходят с ума, в особенности те, чей внутренний диалог постоянно вертится вокруг одних и тех же вещей, в результате чего он тосклив и не обладает глубиной.
– Новые видящие говорят, что наибольшей гибкостью и устойчивостью обладают те человеческие существа, чей внутренний диалог более текуч и разнообразен.
– Позиция точки сборки воина неизмеримо более прочна, поскольку, начав сдвигаться в коконе, точка сборки создаёт в светимости углубление, в котором с этого момента и пребывает.
– Именно по этой причине нельзя сказать, что воин теряет рассудок. Если он что-то и теряет, то только своё углубление.
Последнее утверждение показалось дону Хуану и Хенаро настолько весёлым, что они хохотали до упаду.
Я попросил дона Хуана объяснить, что происходило во время моего опыта с ла Каталиной. И они снова буквально взвыли от хохота. Наконец, дон Хуан сказал:
– Женщины определённо эксцентричнее мужчин. Между ног у них есть одно дополнительное отверстие, поэтому они часто под вергаются воздействию странных и очень мощных сил, которые сквозь это отверстие ими овладевают. Лично я только так могу понять их причуды.
Он замолчал. Немного выждав, я спросил, что он имеет в виду.
– Ла Каталина появилась перед нами в виде гигантского червяка, – ответил он.
Выражение, с которым дон Хуан это произнёс, и взрыв смеха, которым отреагировал на его фразу Хенаро, развеселили меня. Я хохотал почти до тошноты.
Дон Хуан сказал, что ла Каталина обладает исключительным мастерством и в области зверя может делать всё, что угодно. И её беспрецендентное выступление было продиктовано влечением, которое она ко мне испытывала. Конечным результатом всего этого стало то, что ей удалось увести с собой мою точку сборки.
– А чем вы там занимались в образе червей? – спросил Хенаро и хлопнул меня по спине.
Казалось, дон Хуан вот-вот задохнётся от смеха.
– Я же говорю – женщины эксцентричнее мужчин, – произнёс он наконец.
– Я с тобой не согласен, – заявил Хенаро. – Нагваль Хулиан не имел дополнительного отверстия между ног. А странностей у него было не меньше, чем у ла Каталины, Я думаю, этому фокусу с червяком она научилась у него. Он проделывал с ней подобные вещи.
Дон Хуан подпрыгивал, как ребёнок, который старается не обмочить штанишки.
Когда ему удалось, наконец, успокоиться, он рассказал, что нагваль Хулиан мастерски владел искусством создавать и использовать самые причудливые ситуации. Ещё он сказал, что ла Каталина продемонстрировала мне великолепный пример сдвига вниз. Сначала она предоставила мне возможность увидеть её в принятой ею форме необычного существа, а потом помогла сдвинуть мою точку сборки в положение, которое позволило ей принять эту чудовищную форму.
– Второй учитель нагваля Хулиана, – продолжал дон Хуан, – научил его, как добираться до определённых точек обширной нижележащей области. Никто из нас не мог следовать за ним в эти точки, но все члены его команды – могли. В особенности – ла Каталина и та женщина-видящая, которая её учила.
Затем дон Хуан сказал, что результатом сдвига вниз является не восприятие другого мира, а изменённое восприятие нашего обычного мира. Он виден несколько в иной перспективе. Чтобы увидеть другой мир, необходимо воспринять другую большую полосу эманации Орла.
На этом он закончил свои объяснения, сказав, что у нас нет времени на то, чтобы разбираться в вопросе о больших полосах эманации. Нам пора было выезжать. Я хотел остаться ещё ненадолго, чтобы продолжить разговор, но он сказал, что беседа на эту тему займёт много времени, и мне нужны будут свежие силы для сохранения должной степени сосредоточенности.
←К оглавлению |
Вверх |
Далее |