←К оглавлению

Бернард Вербер – Мы, Боги

24. СМЕРТНЫЕ. ГОД О

Я падаю в кресло у себя на вилле. Я весь измотан. Какая ночь. Возвращение, однако, было легче благодаря туннелю, вырытому под стеной моими друзьями. Тем не менее нам пришлось нести Рауля, который был без сознания.

Номер на его кресте позволил узнать нужный адрес. Он живет на вилле 103 683. Там мы положили его в кровать. Завтра у него будет здоровенная шишка на голове, но по крайней мере мой друг останется с нами, а не в глубине голубого потока.

Я закрываю глаза. Новое ощущение проникает в меня. Усталость. Все мои мускулы горят. Сердце неистово бьется. Я весь в поту, а туника в грязи. К тому же я хочу есть. Я голоден, и меня мучает жажда. Я истощен, но слишком возбужден, чтобы заснуть. Хотя я и не слышал боя часов, я чувствую, что сейчас два часа утра.

Так и есть. Часы бьют два раза. Мне просто необходимо отдохнуть. Занятия начинаются в восемь утра. Мне кажется, что когда я был смертным, мне нужно было как минимум шесть часов, чтобы восстановить силы.

Я поворачиваюсь на один бок, потом на другой, и мой взгляд падает на крест, висящий на шее. Красивая вещь. Наудачу я нажимаю на кнопку D. Крест испускает луч, но не в виде линии, а в виде пучка ослепительно-белого цвета, направленного в цель. В результате этого изобилия вспышек один из стульев разлетается в щепки.

Так вот что делает крест, если он не дает света. Священное оружие. Вращая колесико D, я понимаю, что это увеличивает или уменьшает разрушительную силу. Чем она сильнее, тем это больше напоминает луч лазера. А что такое А? Я кручу колесико, нажимаю на него. Никакого эффекта. A N? Я ожидаю любых катастроф, но не включения телевизора.

Значит, крест и есть пульт управления, который я никак не мог найти. Что же показывают по ТелеОлимпу? Я смотрю на экран. На кровати женщина с раскосыми глазами, рядом с которой две медсестры и мужчина, рожает. Она сжимает зубы и не кричит. Медсестры тоже молчат. Все происходит в благоговейной атмосфере. Цифра в углу экрана указывает на канал: 1. Я кручу колесико, чтобы переключиться на второй. Еще одни роды. На сей раз это полная блондинка. Света меньше, но больше народа. Тщедушный человечек со взглядом бретонского спаниеля, наверняка муж, весь бледный, сжимает руку роженицы, которая тоже отвечает пожатием. Время от времени он наклоняется, чтобы посмотреть, что происходит, но тут же в страхе отстраняется назад. Женщина дышит, как маленькая собачка, и дает наставления всем присутствующим, по-моему, на греческом языке. Туча медсестр и молодых врачей суетятся вокруг нее. В глубине зала видна вся семья. Однако голос будущей мамы перекрывает все остальные. Она дает советы и ругает на чем свет стоит всех врачей.

Третий канал. Там роды происходят не в больнице, а в деревянной хижине в африканском лесу.

Присутствуют только женщины. Повивальная бабка, одетая в пышное праздничное платье, водружает сложные украшения на заплетенную косичками шевелюру. Вокруг нее под ритм тамтамов мелодично поют девочки, их песню подхватывает небольшая толпа, собравшаяся снаружи.

Четвертого канала нет. Судя по трем первым, я прихожу к выводу, что в Олимпии телевидение показывает только роды. Если только сегодня не день передач «Роды вокруг света».

Я возвращаюсь на первый канал. Щуплое создание тихонько хнычет. Медсестра прикрепляет к крошечному запястью браслет-этикетку, затем делает укол в руку. Другая вводит в ноздрю трубочку и закрепляет ее лейкопластырем.

На втором крупный упитанный ребенок сучит ногами и орет под аплодисменты всей семьи. Все спешат поцеловать его, в то время как медсестра, вооруженная плохо заточенными ножницами, борется с пуповиной.

Новорожденного с третьего канала повивальная бабка подносит к окну и показывает собравшимся в саду зевакам. Они вновь начинают свой напев, который мать подхватывает со своего ложа.

Охваченный интуитивным озарением, я вытаращиваю глаза. Три рождения. Боже мой! Это же мои бывшие клиенты, три души, которые были на моем попечении, когда я был ангелом. Я стараюсь их узнать. Африканский ребенок, это наверняка Венера Шеридан, американская звезда, которая захотела найти свои глубокие корни в новой жизни. Маленький грек, должно быть, Игорь, мой русский солдат. Из верности к кириллическим языкам он решил возродиться в стране эллинов. Мать его ненавидела, и он захотел, чтобы теперь его обожали. Видя, как полная женщина покрывает его поцелуями, нет сомнения, что он вышел из цикла проклятий, из-за которого на протяжении десятка реинкарнаций родительница пыталась его уничтожить. Азиатский ребенок, следовательно, Жак, мой писатель. У него всегда была страсть к Востоку, ну вот он и там. Я отмечаю по ходу дела, что тот факт, что я освободил его от необходимости возрождаться, не заставил его стать ангелом… Он предпочел вернуться на Землю и стать бодхисат-вой, просветленной душой, которые воздействуют на себе подобных на свой манер.

Новорожденные похожи на маленьких сморщенных старичков. В «Энциклопедии относительного и абсолютного знания» правильно говорилось, что в первые секунды после рождения ребенок еще имеет физиономию старика, каким он был в последней инкарнации. От нее у него остаются обрывки воспоминаний, пока палец ангела-хранителя не поставит под маленьким носиком желобок забвения. Ангельский поцелуй амнезии.

Несмотря на это, совсем маленькая девочка, старшая сестра новорожденного, шепчет ему на ухо фразу, которая приводит меня в замешательство: «Не забудь, главное, не забудь все, что с тобой было раньше. Не забудь, а когда сможешь говорить, расскажи мне, а то я все забыла».


←К оглавлению

Вверх

Далее

(наведите мышь)