←К оглавлению |
Карлос Кастанеда – Огонь изнутри |
В следующий раз дон Хуан возобновил рассказ об овладении осознанием, когда мы находились в его доме в Южной Мексике. Фактически дом принаддежал всем членам команды нагваля. Но официальным его владельцем считался Сильвио Мануэль. Поэтому все обычно говорили об этом доме как о доме Сильвио Мануэля, хотя я по какой-то непонятной причине привык называть его домом дона Хуана.
Дон Хуан, Хенаро и я вернулись в дом после поездки в горы. В тот день нам пришлось долго ехать по горной дороге, поэтому по возвращении мы сначала отдохнули, так что обед получился поздним. После обеда я спросил у дона Хуана, что это за любопытная уловка – называть дом домом Сильвио Мануэля. Дон Хуан заверил меня, что никакой уловки тут нет. Просто, называя его домом Сильвио Мануэля даже в мыслях наедине с самим собой, каждый из членов команды нагваля отрабатывает элемент искусства сталкинга. Любое другое отношение к дому было бы равносильно отрицанию связи с командой нагваля.
Я сказал, что он напрасно не сказал мне об этом раньше. Ведь мне вовсе не хотелось своими привычками вносить диссонанс в сложившиеся отношения.
– Ты можешь по этому поводу не волноваться, – с улыбкой сказал дон Хуан. – Ты вправе называть этот дом как тебе заблагорассудится. Ты – нагваль, а нагваль обладает авторитетом. Женщина-нагваль, к. примеру, называет его домом теней.
Потом наш разговор прервался, и я не видел дона Хуана до тех пор, пока через пару часов он не послал кого-то позвать меня во внутренний дворик.
Они с Хенаро прогуливались в дальнем конце галереи. Я видел, как движутся их руки. Было похоже, что они беседуют, подкрепляя слова интенсивной жестикуляцией.
Стоял ясный солнечный день. Косые лучи послеполуденного солнца падали прямо на цветочные горшки, свисавшие с карниза крыши. Тени от них ложились на северную и восточную стены внутреннего дворика. Резкий оранжево-жёлтый солнечный свет, массивные чёрные тени горшков и тонкие изящные кружева теней хрупких цветущих растений... Эта картина завораживала и ошеломляла. Кто-то, обладавший исключительным чувством гармонии и порядка, очень точно подобрал места для растений, чтобы получить столь потрясающий эффект.
Словно прочтя мои мысли, дон Хуан сообщил:
– Это сделала женщина-нагваль. Днём, когда солнце начинает опускаться, она созерцает тени.
Я представил себе, как она смотрит на послеполуденные тени. Этот образ мгновенно опустошил меня. Яркий оранжево-жёлтый свет этого часа, покой городка и привязанность, которую я питал к женщине-нагвалю, в один миг сплавились во мне, вызвав ощущение всего одиночества бесконечного пути воина.
Когда-то дон Хуан рассказывал мне о конечной цели этого пути. Он говорил, что новые видящие – воины абсолютной свободы и что единственное, чего они ищут – это окончательное освобождение, которое приходит, когда они достигают состояния полноты осознания. И теперь, глядя на причудливые тени на стене, я вдруг с пронзительной ясностью осознал, что имела в виду женщина-нагваль, когда говорила, что только чтение стихов вслух приносит облегчение её духу.
Я помнил, как за день до этого она что-то читала мне вслух, там же, во внутреннем дворике, но тогда я не совсем понял, чем вызвана настойчиво-отрешённая страсть, звучавшая в её голосе. Она читала стихотворение Хуана Рамона Хименеса, вобравшее в себя, по её ощущению, всё бесконечное одиночество воина – человека, жизнь которого посвящена достижению абсолютной свободы:
Колокол и птица нарушали безмолвие
И больше никто...
Они словно вели беседу
С солнцем, что склонялось к закату.
Безмолвие цвета золота
В неподвижном кристалле вечера.
Прохладные ветви деревьев
В потоке блуждающей чистоты,
И по ту сторону всего – прозрачность реки.
Скользя по жемчужинам, река вымывает их и
воды свои несёт в Беспредельность.
Дон Хуан и Хенаро подошли ко мне, разглядывая меня с выражением неподдельного удивления.
– Послушай, дон Хуан, что же мы всё-таки делаем в действительности? – спросил я. – Может быть, воины просто готовятся к смерти?
– Ни в коем случае, – ответил он, потрепав меня по плечу. – Воины готовятся к обретению полноты осознания. Абсолютное осознание достижимо только после того, как уничтожено чувство собственной важности. Лишь став ничем, воин становится всем.
Мы немного помолчали. Потом дон Хуан спросил, не мучит ли меня чувство жалости к самому себе. Я не смог ответить однозначно.
– Но ведь ты не жалеешь, что находишься здесь? – спросил дон Хуан с едва заметной улыбкой.
– Нет конечно, – заверил его Хенаро. Потом он вроде бы на минуту усомнился в справедливости своих слов. Он почесал в затылке и, приподняв брови, взглянул на меня. – А может, жалеешь? А?
– Нет, конечно, – на этот раз сказал дон Хуан, обращаясь к Хенаро. Потом он повторил все жесты Хенаро – почесал затылок, выгнул брови, взглянул на меня – и спросил, – А может, жалеешь? А?
– Да нет же! – воскликнул Хенаро, и оба они покатились со смеху. Когда они успокоились, дон Хуан объяснил что чувство собственной важности является той силой, которая мотивирует любые приступы меланхолии. И добавил, что воин имеет право на состояния глубочайшей печали, но печаль эта даётся ему лишь для того, чтобы заставить его смеяться.
– А сейчас Хенаро покажет тебе кое-что. Поверь, это намного занятнее, чем вся жалость к самому себе, на которую ты способен, – продолжил дон Хуан. – Это связано с положением точки сборки.
Хенаро тут же начал ходить вокруг по галерее, выгнув спину и поднимая колени к груди.
– Ходить таким образом его научил нагваль Хулиан, – шёпотом объяснил дон Хуан. – Это называется походкой силы. Хенаро знает несколько типов походки силы. Следи за ним неотрывно.
Движения, которые совершал Хенаро, воистину обладали гипнотической силой. Я обнаружил что следую за его движениями, сначала – глазами, а потом – и ногами. Я копировал его походку. Обойдя дворик вокруг, мы остановились.
Пока мы шли, я заметил, что каждый шаг приносит мне ощущение всё возрастающей ясности и прозрачности. Когда же мы остановились, я почувствовал, что всё моё существо словно пробудилось. Я слышал каждый звук, я улавливал любое малейшее изменение освещённости, меня охватила навязчивая жажда действия. Я ощущал всплеск чрезвычайной агрессивности, мышечной силы и дерзости. И в то же мгновение я увидел расстилавшуюся передо мной обширную плоскую равнину. Прямо за моей спиной возвышался лес – огромная зелёная стена гигантских деревьев. В лесу царила тьма. Жёлтую равнину заливал яркий солнечный свет.
Я дышал глубоко и непривычно быстро, но чувствовал, что это – нормально. Однако именно ритм дыхания заставлял меня приплясывать на месте. Мне хотелось сорваться в галоп, вернее, этого хотелось моему телу, но в тот миг, когда я ринулся вперёд, что-то остановило меня.
Рядом были дон Хуан и Хенаро. Мы с Хенаро шли по галерее. Хенаро был справа от меня. Он навалился на меня плечом. Я ощутил вес его тела. Он мягко толкал меня влево. Мы повернули под прямым углом и двинулись к восточной стене дворика. На мгновение у меня возникло странное ощущение: мне показалось, что сейчас мы пройдём сквозь стену. Я даже приготовился к столкновению с ней, но мы резко остановились, почти в неё упёршись.
Я стоял лицом прямо к стене. Они оба тщательно меня осматривали. Я знал что их интересует: они хотели удостовериться в том, что я сдвинул свою точку сборки. Я знал также, что сдвинул её, поскольку настроение моё изменилось. Они тоже явно об этом знали. Аккуратно взяв под руки, они молча повели меня в другой конец галереи к тёмному узкому коридору, соединявшему внутренний дворик с остальными частями дома. Там мы остановились. Дон Хуан и Хенаро отошли от меня на несколько футов.
Они оставили меня стоять лицом в сторону дома, внутри которого царил густой полумрак. Я смотрел внутрь пустой тёмной комнаты. Я ощутил физическую усталость. Я чувствовал вялость и безразличие и в то же время – недюжинную духовную силу. И понял: что-то мною утрачено. В теле моём не было силы, я едва держался на ногах. В конце концов ноги не выдержали, я опустился и сел, а потом улёгся на бок. Я лежал там, охваченный всепоглощающими мыслями о Господе и добре.
Потом я вдруг оказался в церкви, перед главным алтарём. Золочёные барельефы сияли в свете тысяч свечей. Я увидел тёмные мужские и женские фигуры. На гигантских носилках они несли исполинское распятие. Отойдя с их пути, я вышел из храма. Я увидел множество людей, море свечей. Все они двигались по направлению ко мне. Я ощутил потрясающий подъём. Я ринулся к ним. Мною двигала бесконечная всеохватывающая любовь. Я жаждал быть с ними, молиться вместе с ними Господу, мне оставалось пробежать всего несколько футов, и я бы слился с массой людей. Но тут что-то смахнуло меня прочь.
В следующее мгновения я снова был с доном Хуаном и Хенаро. Втроём мы лениво брели по внутреннему дворику.
На следующий день во время обеда дон Хуан объяснил что Хенаро с помощью походки силы сдвинул мою точку сборки. Удалось это ему потому, что я находился в состоянии внутреннего безмолвия. Дон Хуан напомнил мне, что ключевым моментом всего, что делают видящие, является остановка внутреннего диалога. Он говорил мне об этом множество раз с самого начала нашего общения. И он несколько раз повторил что именно внутренний диалог фиксирует точку сборки в её исходном положении.
– Стоит достичь безмолвия – и всё становится возможным, – заявил он.
Я сказал ему, что вполне отдаю себе отчёт в том, что мне в общем-то удалось прекратить внутренние разговоры с самим собой. Но я понятия не имел, каким образом это произошло. Если бы у меня спросили, за счёт каких действий я этого добился, я бы затруднился ответить.
– Объяснение – сама простота, – сказал дон Хуан. – Это было изъявлением твоей воли. Тем самым ты сформировал новое намерение, новую команду. Ну, а потом твоя команда сделалась командой Орла.
– Это – самая необычайная из находок новых видящих. Наши команды могут становиться командами Орла. Внутренний диалог останавливается за счёт того же, за счёт чего начинается: за счёт действия воли. Ведь начать внутренний разговор с самими собой мы вынуждены под давлением тех, кто нас учит. Когда они учат нас, они задействуют свою волю. И мы задействуем свою в процессе обучения. Просто ни они, ни мы не отдаём себе в этом отчёта. Обучаясь говорить с самими собой, мы обучаемся управлять волей. Это наша воля – разговаривать с самими собой. И, чтобы прекратить внутренние разговоры, нам следует воспользоваться тем же самым способом: приложить к этому волю, выработать соответствующее намерение.
Несколько минут мы молчали. Потом я спросил, кого он имел в виду, говоря об учителях, которые научили нас вести внутренний диалог.
– Я говорил о том, что происходит с человеческим существом в младенчестве, – ответил дон Хуан. – В это время все, кто его окружает, учат его вести непрекращающийся диалог о нём. Постепенно диалог этот уходит внутрь и превращается в фактор, фиксирующий точку сборки в изначальном положении.
– По утверждению видящих, каждый ребёнок окружён сотнями учителей, которые учат его, в каком точно месте следует зафиксировать точку сборки.
– Ведь поначалу точка сборки ребёнка не фиксирована. Эманации внутри его кокона перемешаны и находятся в суматошном движении. Точка сборки при этом гуляет по всей человеческой полосе. Поэтому ребёнок может с необычайной силой сфокусировать внимание на эманациях, которые в дальнейшем будут начисто изъяты из употребления и напрочь забыты. Но ребёнок растёт. Его окружают взрослые человеческие существа. Они имеют над ребёнком значительную власть. Посредством усложнения внутреннего диалога, они делают фиксацию точки сборки ребёнка все более и более жёсткой. Внутренний диалог – это процесс, всё время поддерживающий положение точки сборки. Ведь её позиция – вещь произвольная и нуждающаяся в постоянном укреплении.
– Дело в том, что очень многие дети видят. Но большинство из тех, которые видят, считаются детьми с отклонениями от нормы. И окружающие прилагают все возможные усилия к тому, чтобы сделать фиксацию их точек сборки более жёсткой.
– А можно ли помочь ребёнку сохранить подвижность точки сборки? – спросил я.
– Только если он живёт среди новых видящих, – сказал дон Хуан. – Иначе он попадёт в ту же ловушку, что и древние толтеки, и запутается в закоулках безмолвной стороны человека. А это, поверь мне, намного хуже, чем угодить в тиски рассудочности.
Затем дон Хуан выразил восхищение человеческой способностью вносить упорядоченность в хаос эманации Орла. Он сказал что считает любого человека выдающимся мастером магии, искусство которого состоит в умении сохранять непоколебимую фиксацию точки сборки.
– Сила больших эманации, – продолжал дон Хуан, – заставляет нашу точку сборки отбирать определённые эманации и соединять их в пучки для настройки и восприятия. Это – команда Орла. Однако то, какое значение мы придаём тому, что воспринимаем – это наша команда, наше магическое искусство.
– В свете того, что я тебе объяснил чем-то исключительно сложным и в то же время до смешного простым оказывается то, что делал с тобой Хенаро вчера. Сложным – поскольку от всех потребовалась огромная дисциплина: внутренний диалог должен был быть прекращён, состояние повышенного осознания – достигнуто, точка сборки – уведена прочь со своего места. Однако подоплёка всех этих сложнейших процедур проста. Новые видящие говорят: поскольку точное положение точки сборки является произвольной позицией, выбранной для нас нашими предками, её можно сдвигать относительно легко; когда же точка сборки сдвинута, она изменяет настройку эманации, формируя тем самым новое восприятие.
– Растения силы я давал тебе для того, чтобы заставить твою точку сборки двигаться. Они могут оказывать такое воздействие. Но точно так же могут действовать голод, усталость, болезнь и прочие подобные вещи. Обычный человек считает, что результаты сдвига проявляются только на ментальном плане, и в этом – его ошибка.
Как ты мог убедиться, дело обстоит совсем иначе.
Затем дон Хуан рассказал, что в прошлом моя точка сборки сдвигалась множество раз – так же, как она сдвинулась вчера – и что в большинстве случаев миры, которые она собирала, были настолько близки к обычному миру нашей повседневности, что фактически являлись мирами-призраками. И он подчеркнул, что видения такого типа новыми видящими автоматически отбрасываются.
– Подобного рода видения – продукт человеческой инвентаризации. – продолжал дон Хуан. – Они не имеют никакой ценности для воина, стремящегося к абсолютной свободе, поскольку формируются за счёт поперечного сдвига точки сборки.
Дон Хуан замолчал и взглянул на меня. Я знал, что под «поперечным сдвигом» он понимает перемещение точки сборки не вглубь человеческой полосы, а поперёк – от края к краю. Я спросил, правильно ли я понял.
– Именно это я имел в виду, – подтвердил он. – По обоим краям человеческой полосы находятся странные скопления мусора – невообразимые кучи человеческого хлама. Этакий склад зловещих патологий. Для древних видящих он имел огромную ценность, но не для нас.
– Угодить в него – проще простого. Вчера мы с Хенаро хотели ускоренными темпами привести тебе пример такого поперечного сдвига. Поэтому мы вели твою точку сборки. Но в принципе любой человек может попасть в этот хламник, просто остановив внутренний диалог. Если сдвиг минимален, результатом является то, что называют игрой воображения. Если же сдвиг существенен, возникает то, что известно как галлюцинации.
Я попросил объяснить, как осуществляется процесс ведения точки сборки. Он сказал, что при наличии внутреннего безмолвия фактором, который захватывает точку сборки, является не столько вид походки силы, сколько её звук. Ритм мягких шагов мгновенно притягивает силу настройки внутренних эманации, которая высвободилась благодаря внутреннему безмолвию.
– Эта сила тут же цепляется за края полосы, – продолжал дон Хуан. – На правом краю мы обнаруживаем бесконечные видения физической активности, насилия, убийств, чувственных проявлений. На левом краю – духовность, религиозность, всё, что связано с Богом. Мы с Хенаро провели твою точку сборки от края до края, чтобы дать тебе представление о всей куче человеческого хлама в целом.
Как бы для закрепления, дон Хуан ещё раз напомнил мне о том, что одним из самых таинственных аспектов знания видящих являются невероятные эффекты внутреннего безмолвия. Когда оно установлено, путы, приковывающие точку сборки к определённому месту, начинают рваться, и она получает свободу движения.
Обычно она движется влево. Это направление – наиболее естественное направление сдвига. Однако некоторые видящие могут смещать точку сборки вниз от того места, где она обычно расположена. Новые видящие так и назвали такое перемещение точки сборки – «сдвиг вниз».
– Иногда видящим приходится страдать от случайных сдвигов вниз, – продолжал дон Хуан. – Точка сборки не остаётся в нижнем положении надолго. К счастью, поскольку внизу – место зверя. Так что сдвиг вниз идёт вразрез с нашими интересами, хотя это и самое простое, чего можно добиться.
– В своём подходе древние видящие допустили множество ошибок. И одной из наиболее прискорбных стал сдвиг в неизмеримо огромную область, расположенную ниже исходной позиции точки сборки. Благодаря такой практике древние видящие стали мастерами по части принятия форм животных. В качестве точек отсчёта они выбирали различных животных, называя их своим нагвалем. Толтеки верили, что, сдвигая точку сборки в определённые положения, они приобретают свойства избранных ими животных – их силу, мудрость, коварство, ловкость или свирепость.
– Даже в среде современных видящих встречается довольно много страшных примеров подобного рода практик. Относительная лёгкость, с которой точка сборки сдвигается в нижние позиции, делает их весьма заманчивыми, особенно для тех видящих, кто от природы склонен к сдвигу в этом направлении. Поэтому долг нагваля – проверять своих воинов.
Затем дон Хуан рассказал мне, что проверял меня на сдвиг вниз, когда я находился под воздействием растения силы. Он вёл мою точку до тех пор, пока я не смог выделить воронью полосу эманации, в результате чего превратился в ворону.
Тогда я задал дону Хуану вопрос, который задавал уже не один десяток раз. Я хотел знать, превращался я в ворону физически или только мыслил как ворона, и испытывал свойственные вороне ощущения. Дон Хуан объяснил, что сдвиг точки сборки в нижележащие области всегда вызывает полную трансформацию. И добавил:
– Если в своём движении вниз точка сборки переходит некий критический порог, мир исчезает, перестаёт быть тем, чем он является для нас на человеческом уровне.
Дон Хуан признал, что моя трансформация тогда была ужасающей по всем параметрам. Реакция же моя на тот опыт показала ему, что я не склонен к сдвигам в этом направлении. Если бы дело обстояло иначе, мне пришлось бы приложить огромнейшие усилия и затратить массу энергии для преодоления стремления остаться внизу, где многие видящие чувствуют себя наиболее уютно.
Далее дон Хуан рассказал, что нечаянные сдвиги вниз периодически случаются с каждым видящим. Однако по мере того, как точка сборки смещается всё дальше и дальше влево, сдвиги эти происходят всё реже. Каждый раз, когда происходит такой непредвиденный сдвиг, сила видящею значительно уменьшается. Так что это – недостаток, на исправление которого требуются время и значительные усилия.
– Эти промашки делают видящих мрачными и ограниченными, – продолжал он, – а в определённых случаях – исключительно рациональными.
Я спросил:
– А как видящему избежать подобных сдвигов вниз?
– Всё зависит от самого воина, – ответил он. – Некоторые от природы склонны идти на поводу у своих причуд – вот, например, ты. Обычно это тяжёлый случай. Таким, как ты, я бы порекомендовал контролировать себя всё время – двадцать четыре часа в сутки. Дисциплинированные мужчины и женщины в меньшей степени подвержены риску свалиться вниз. Им достаточно контролировать себя двадцать три часа в сутки.
Он лучисто взглянул на меня и засмеялся.
– Женщаны-видящие чаще испытывают сдвиги вниз, чем мужчины, – продолжал дон Хуан. – Но зато им ничего не стоит выбраться оттуда. Мужчины же задерживаются там надолго, что очень опасно.
Он также сказал, что видящие-женщины обладают поразительной способностью удерживать свои точки сборки в любых местах нижней области. Мужчины так не могут. Мужчины уравновешены и целеустремлённы, однако им не хватает талантливости. По этой причине в команде нагваля должно быть восемь женщин. Они дают импульс, необходимый для того, чтобы пересечь неизмеримые пространства неизвестного. Вместе с естественными способностями, а может, вследствие их, женщины обладают исключительно яростной силой. Поэтому они могут воспроизвести животную форму с яркостью, лёгкостью и непревзойдённой дикостью.
– Когда ты тебе на ум приходят мысли о пугающих вещах, – продолжал дон Хуан, – о чём-то рыщущем во тьме, чему нет имени, ты, сам того не зная, думаешь о женщине-видящей, которая сдвинула свою точку сборки вниз и удерживает её там – в каком-то месте этой безмерной области. Ибо именно там лежит зона истинного ужаса. И поэтому, если когда-нибудь тебе встретится женщина-видящая, избравшая ошибочный путь – беги от неё что есть духу без оглядки!
Я спросил, могут ли другие организмы сдвигать свои точки сборки.
– Их точки сборки могут сдвигаться, – ответил он, – однако в случае других организмов это действие не может быть преднамеренным.
– А точки сборки других организмов располагаются в определённых местах тоже в результате тренировки?
– Любой новорождённый организм так или иначе подвергается тренировке, – ответил дон Хуан. – Мы можем не понимать, каким именно образом их тренируют – в конце концов, мы не понимаем даже того, как тренируют нас самих – но видящие видят: новорождённые приучаются делать то же, что делают все особи их вида. В точности то же самое происходит и с детьми людей. Сначала видящие видят, как их точки сборки перемещаются по самым разнообразным траекториям, а потом видят, что присутствие взрослых фиксирует точку сборки каждого ребёнка в определённом месте. Это одинаково для всех организмов.
Дон Хуан, казалось, на мгновение задумался, а потом добавил, что существует, пожалуй, уникальный эффект, свойственный только точке сборки человека. Он указал на дерево за окном и сказал:
– Когда мы – серьёзные взрослые человеческие существа, смотрим на дерево, наши точки сборки производят настройку бесчисленного количества эманации, и в результате происходит чудо. Наши точки сборки заставляют нас воспринять блок эманации, который мы называем деревом.
И он объяснил, что точка сборки человека не только обеспечивает настройку эманации, необходимую для собственно восприятия, но также убирает определённые эманации из зоны настройки с целью получения большей чёткости восприятия. Это похоже на снятие сливок – замысловатый, чисто человеческий приём, не имеющий параллелей.
Новые видящие обнаружили, что только человеческое существо способно составлять блоки из блоков эманации. Говоря о снятии сливок, дон Хуан воспользовался испанским словом «деснате», которым обозначается собирание самых вкусных сливок с кипячёного молока после того, как оно остынет. Нечто подобное происходит в случае человеческого восприятия. Точка сборки отбирает некоторую часть уже отобраных для настройки эманации и формирует из них более рафинированную конструкцию.
– Сливки, которые собирает человек, – продолжал дон Хуан, – более реальны, чем то, что воспринимают другие существа. Это – ловушка, в которую мы попадаем. То, что мы воспринимаем, выглядит таким реальным! И мы забываем – всё это мы построили сами, скомандовав точке сборки занять то место, в котором она находится. Мы забываем – всё это реально лишь постольку, поскольку мы дали команду: воспринимать как реальное! Мы обладаем властью снимать сливки с настройки, но не способны защитить самих себя от собственных команд. Это необходимо как следует усвоить. Давая свободу способности снимать сливки – а именно так мы и поступаем – мы совершаем ошибку. И платим за неё так же дорого, как древние видящие платили за те ошибки, которые совершали они.
←К оглавлению |
Вверх |
Далее |