←К оглавлению |
Карлос Кастанеда – Учение дона Хуана |
Мои заметки о встречах с доном Хуаном начинаются 23 июня 1961 года. С этого дня началось моё обучение. До этого я встречался с ним лишь в качестве наблюдателя. При всяком удобном случае я просил рассказать мне, что он знает о пейоте. Каждый раз это кончалось ничем, и всё же, судя по его колебаниям, какая-то надежда оставалась.
И вот на этот раз он дал понять, что может снизойти к моим просьбам – при условии, что я обрету ясность мышления, буду точно знать, о чём прошу. Это условие было для меня непонятным, поскольку моя просьба относительно пейота была, собственно, предлогом установить с ним более тесный контакт. Я рассчитывал, что моя ссылка на его особые знания вызовет его на большую откровенность – и я, таким образом, смогу без особых препятствий узнать всё, что он вообще знает о растениях. Однако он истолковал мою просьбу буквально – а именно как желание получить знания о пейоте.
Пятница, 23 июня 1961
– Ты научишь меня тому, что знаешь о пейоте, дон Хуан?
– Это зачем ещё тебе понадобилось?
– Ну, хотелось бы на этот счёт знать побольше. Разве сама по себе тяга к познанию – не достаточная причина?
– Нет! Ты должен спросить в самом своём сердце, чего ради, тебе, зелёному юнцу, вздумалось связываться со столь серьёзными вещами.
– А сам ты чего ради этому учился?
– Ты почему об этом спрашиваешь?
– А может, у меня такая же причина.
– Сомневаюсь! Я – индеец. У нас разные пути.
– Если серьёзно, моя причина – просто сильное желание этому учиться, просто я хочу знать чтобы знать. Но у меня нет плохих намерений, честное слово.
– Верю. Я курил тебя.
– А?..
– Неважно. Мне известны твои намерения.
– Ты что, хочешь сказать, что видел меня насквозь?
– Назови как угодно.
– Так, может, ты всё-таки будешь меня учить?
– Нет!
– Потому что я не индеец?
– Нет. Потому что ты не знаешь своего сердца. Что по-настоящему важно – это чтобы ты точно знал, почему тебе так позарез этого хочется. Учение о Мескалито – вещь крайне серьёзная. Будь ты индейцем – одного твоего желания в самом деле было бы достаточно. Но лишь у очень немногих индейцев может появиться такое желание.
Воскресенье, 25 июня 1961
В пятницу я весь день был у дона Хуана. Я рассчитывал уехать часов в семь вечера. Мы сидели у него на веранде, и я решился ещё раз спросить насчёт обучения. Затея казалась безнадёжной, и я заранее смирился с отказом. На этот раз я спросил его – может быть, существует способ, при котором моё желание выглядело бы так, как если бы я был индейцем. Он долго молчал, а я всё ждал ответа, поскольку казалось, он что-то мысленно взвешивает.
Наконец он сказал – есть вообще один способ, собственно вот какой. Прежде всего он обратил внимание на тот факт, что я очень устаю, сидя на полу, и для начала следует найти на полу «пятно», как он выразился, где я мог бы сидеть без устали сколько угодно.
До этого я сидел обхватив руками щиколотки и прижав колени к подбородку. Едва он сказал это, как я почувствовал, что совершенно выдохся и спину у меня ломит от усталости.
Я ожидал объяснений, что это за «пятно», но он и не подумал ничего объяснять. Я решил, что, может быть, он имеет в виду, что мне надо пересесть, поэтому поднялся и сел к нему поближе. Он возмутился и принялся втолковывать, упирая на каждом слове, что «пятно» – это место, где ты чувствуешь себя самим собой – сильным и счастливым. Он похлопал рукой по тому месту на веранде, где сидел, и сказал – вот, к примеру, моё собственное место; затем добавил, что эту задачу я должен решить самостоятельно, причём не откладывая.
Для меня такая задача была попросту загадкой. Я понятия не имел, с чего начать, да и вообще – что именно. Несколько раз я просил дать мне какой-нибудь ключ или хотя бы подсказку насчёт того, как приступить к поискам этого самого места, где я буду чувствовать себя сильным и счастливым. Я стоял на своём и доказывал, что совершенно не представляю себе, что же имеется в виду, да и как подойти к решению этой задачи. Он предложил мне походить по веранде, – может статься, я найду «пятно».
Я встал и начал выхаживать взад-вперёд; наконец почувствовал, до чего это глупо, и сел перед ним.
Его охватил гнев, и он заявил, что я ничего не желаю слушать и вообще, похоже, не собираюсь учиться. Потом успокоился и вновь начал втолковывать, что отнюдь не на каждом месте можно сидеть или вообще на нём находиться, и что в пределах веранды есть одно особое место, «пятно», на котором мне будет лучше всего. Моя задача – найти его среди всех остальных. Если угодно, это можно понимать так, что я должен «прочувствовать» все здесь пятна, пока без всяких сомнений смогу определить то, которое мне подходит.
Я возразил, что хотя веранда и не очень велика (восемь футов на двенадцать*), возможных пятен на ней множество, и понадобится уйма времени, чтобы проверить каждое; а кроме того, если учесть, что он не указал мне размеров пятна, их количество вообще возрастает до бесконечности. Но спорить было бесполезно. Он встал и очень жестко предупредил, что на поиски у меня может уйти хоть неделя, и если это меня не устраивает, то я могу уезжать хоть сейчас, говорить больше не о чем. Он подчеркнул, что самому-то ему отлично известно, где мое пятно, поэтому я не смогу его обмануть. Это единственный способ, сказал дон Хуан, засчитать в качестве достаточной причины одно лишь моё желание учиться знанию о Мескалито. В его мире, добавил он напоследок, ничто не даётся даром, а уж знание и подавно.
* Английские меры длины (см. далее по контексту): 1 миля = 1760 ярдов = 1,6 км; 1 ярд = 3 фута = 0,9 м; 1 фут = 12 дюймов = 0,3 м; 1 дюйм = 2,5 см.
Он пошёл в кусты за домом помочиться, а потом прямо оттуда вернулся в дом.
Я подумал, что задание найти это самое пятно счастья – попросту предлог, чтобы от меня отделаться, но всё же встал и вновь принялся выхаживать по веранде. Небо было безоблачным, и на веранде и вокруг было хорошо видно. Расхаживал я, должно быть, примерно час или больше, но не произошло ничего такого, что указало бы местонахождение пятна. Я устал и сел на пол; через несколько минут пересел на другое место, пока с помощью такой, с позволения сказать, системы не проверил всю веранду. Я честно старался «почувствовать» между местами разницу, но её критерий был для меня недостижим. Я чувствовал только, до чего это безнадёжно, и всё же не уходил. В конце концов, не для того я за тридевять земель сюда тащился, чтобы уехать ни с чем.
Я лёг на спину и заложил руки под голову. Затем перевернулся и немного полежал на животе. Такой манёвр я повторил по всему полу. Впервые, похоже, я наткнулся хоть на какой-то критерий. Лежать на спине было теплее.
Я снова начал кататься по полу, теперь в обратную сторону, и снова проверил весь пол, на этот раз укладываясь ничком там, где прежде ложился навзничь. Ощущения тепла или холода были неизменными – в зависимости от моего положения, но разницы между местами не было.
Тут меня осенило: место дона Хуана! Я сел на его место, потом лёг, сначала на живот, потом на спину, но и здесь не было ровно ничего примечательного. Я встал; я был сыт по горло. Нужно попрощаться с доном Хуаном, вот только не хотелось его будить. Я взглянул на часы. Два часа ночи! Я прокатался по полу шесть часов.
В этот момент на веранду вышел дон Хуан и снова направился вокруг дома в кусты. Потом вернулся и остановился в двери. Я чувствовал отчаяние, мне хотелось сказать ему напоследок что-нибудь оскорбительное и уехать. Но тут я подумал, что это ведь не его вина; в конце концов я сам напросился на эту комедию. Я сказал – сдаюсь; я как идиот всю ночь катался по полу, и всё ещё не вижу никакого смысла в его загадке.
Он рассмеялся и сказал, что ничего удивительного, ведь я не пользовался глазами. И в самом деле, этого я не сообразил, поскольку сразу понял с его слов именно так, что разницу нужно «почувствовать». Я начал было опять спорить, но он меня прервал, заявив, что глазами тоже можно чувствовать, если не смотреть на вещи в упор. Если уж я за это взялся, то, может быть, стоит попробовать то, что у меня осталось, – мои глаза.
Он закрыл за собой дверь. Я был уверен, что всё это время он исподтишка наблюдал за мной, – потому что как иначе он мог знать, что я не пользовался глазами.
Я снова начал валяться по полу, поскольку это было проще всего. Теперь, однако, лёжа на животе, я клал на руки подбородок и всматривался в каждую деталь.
Немного погодя темнота вокруг изменилась. Стоило мне уставиться прямо перед собой, как вся периферия поля зрения приобретала яркий однородный зеленовато-жёлтый цвет. Эффект был поразительным. По-прежнему уставясь перед собой и стараясь не сбить фокус, я пополз боком, передвигаясь каждый раз на фут.
Вдруг в точке примерно посреди веранды я заметил смену оттенка. Справа на периферии поля зрения зеленовато-жёлтый цвет превратился в ярко-пурпурный. Я сконцентрировал на нём внимание. Пурпурный цвет посветлел, не убывая в яркости, и таким и оставался, пока я удерживал его боковым зрением.
Я накрыл это место курткой и позвал дона Хуана. Он вышел на веранду. Про себя я торжествовал: я в самом деле видел смену оттенков. На него это, однако, не произвело особого впечатления, но он предложил мне сесть на это место и описать свои ощущения.
Я сел на пол; потом лёг на спину. Он стоял рядом и то и дело спрашивал, как я себя чувствую; но я не чувствовал в себе каких-то изменений. Минут пятнадцать я старался почувствовать или увидеть, что ли, какую-то разницу, а рядом терпеливо ждал дон Хуан. Наконец я почувствовал, до чего мне всё это опротивело. Во рту был металлический привкус. Неожиданно разболелась голова. Похоже было, я вот-вот заболею. Мысль о бесплодности любых моих усилий привела меня в ярость. Я встал.
Дон Хуан, должно быть, заметил, как я расстроен. На этот раз он был очень серьёзен и внушительным тоном сказал, что если я в самом деле хочу учиться, то мне придётся в отношении самого себя быть непреклонным. Для тебя, сказал он, существует лишь один выбор: либо сдаться и уехать, распрощавшись со своей мечтой, либо разгадать загадку.
Он скрылся за дверью. Я хотел уехать немедленно, но слишком устал. К тому же смена оттенков была столь очевидной, что здесь попросту не мог не скрываться какой-то критерий, а кроме того, не исключено ведь, что существуют ещё какие-то признаки. Да и уезжать сейчас было уже поздно. Я сел, вытянул ноги и начал всё сначала.
На этот раз, миновав пятно дона Хуана, я быстро добрался с места на место до конца пола, затем развернулся, чтобы захватить внешний край веранды. Дойдя до центра, я зафиксировал ещё одно изменение в окраске, опять на периферии поля зрения. Разлитый повсюду однородный зеленовато-жёлтый цвет в одном месте, справа от меня, превратился в яркий серо-зелёный. Какое-то время этот оттенок держался, затем вдруг перешёл в новый, не тот, который был раньше. Я снял ботинок, отметил эту точку и вновь начал кататься, пока не покрыл пол во всех возможных направлениях. Больше никаких изменений в оттенках не было.
Я вернулся к точке, отмеченной ботинком, и тщательно её осмотрел. Она находилась в шести футах на юго-восток от той, что была отмечена курткой. Рядом лежал валун. Я присел на него передохнуть, пытаясь найти ключ и всматриваясь в каждую деталь, но по-прежнему не чувствовал никакой разницы.
Я решил попробовать с другой точкой. Опустившись на колени, я собрался уже лечь на куртку, когда вдруг почувствовал что-то совершенно необычное. Более всего это напоминало физическое ощущение, как будто что-то буквально давит на мой желудок. Я моментально отскочил. Волосы на затылке встали дыбом. Ноги согнулись, туловище наклонилось, а руки со скрюченными как когти пальцами были выброшены вперёд на уровне груди. Я поймал себя на этой странной позе и ещё больше испугался.
Я невольно попятился и, наткнувшись на валун, сполз на пол рядом с ботинком. Я пытался сообразить, что же меня так напугало. Может быть, я перестарался и слишком устал. Уже давно рассвело. Я чувствовал, что ум заходит за разум и что я совершенно разбит. Но это ещё не объясняло мой внезапный страх; кроме того, я по-прежнему не мог понять, чего в конце концов хочет от меня дон Хуан.
Я решил сделать последнюю попытку. Я поднялся и медленно приблизился к месту, отмеченному курткой, и вновь почувствовал невыносимое давление в области желудка. На этот раз я решил ни за что не отступать. Я уселся, потом встал на колени, чтобы лечь на живот, но никак не мог этого сделать, несмотря на отчаянные усилия. Я упёрся ладонями перед собой в пол веранды. Дыхание участилось, желудок забунтовал. Меня охватила неодолимая паника, я изо всех сил боролся с желанием удрать. Тут я вспомнил, что дон Хуан, наверное, за мной наблюдает. Я медленно отполз к ботинку и прислонился спиной к валуну. Я хотел передохнуть и собраться с мыслями, но заснул.
Я услышал над собой голос и смех дона Хуана и проснулся.
– Ты нашёл его, – говорил он.
Я не сразу понял, и он вновь подтвердил, что моё пятно и есть то самое место, где я заснул. Он опять спросил, как я себя на нём чувствую. Я ответил, что вроде никакой разницы.
Он предложил мне сравнить свои нынешние ощущения с тем, что я испытывал на прежнем пятне. Впервые до меня дошло, что я, пожалуй, не смогу объяснить все свои ощущения этой ночью. Он с вызовом приказал мне сесть на прежнее пятно. Но это место по какой-то необъяснимой причине наводило на меня страх, и я решительно отказался. Он заключил, что только дурак не увидит разницы.
Я спросил, имеется ли у этих двух пятен название. Хорошее пятно, сказал он, называется «sitio»*, плохое – «врагом». Эти два пятна – ключ к самочувствию человека, в особенности того, кто ищет знание. Просто сидеть на своём месте значит уже создавать в себе высшую силу; и наоборот, «враг» ослабляет человека и может даже быть причиной его смерти. Он сказал, что всю свою энергию, которую я столь щедро растратил за ночь, я восполнил только тем, что задремал на собственном месте.
* «Местность», «место» (исп.).
Ещё он сказал, что разные цвета, которые я видел на разных пятнах, обладают таким же неизменным эффектом, умножая или отбирая силу.
Я спросил, нет ли ещё каких-нибудь касающихся меня пятен, и как их разыскать. Он ответил, что мест, сходных с этими, в мире множество, и находить их проще всего по соответствующим цветам.
Для меня всё-таки оставалось неясным, решил ли я в конце концов эту проблему и вообще – существовала ли она на самом деле. Я был уверен, что дон Хуан всю ночь за мной подсматривал, а потом решил меня подбодрить и свёл всё к шутке, объявив, что я, мол, уснул как раз где надо. И всё же это было как-то малоубедительно, а когда он потребовал для пробы сесть на другое пятно, я ни за что не мог себя заставить. Существовало странное несоответствие между моими логическими выкладками и несомненным опытом страха перед этим другим пятном.
Дон Хуан, в свою очередь, был совершенно убеждён в моём успехе и, выполняя уговор, заявил, что теперь будет учить меня тому, что знает о пейоте.
– Ты просил меня научить тебя тому, что я знаю о Мескалито, – сказал он. – Я хотел проверить, устоишь ли ты, когда встретишься с ним лицом к лицу. Мескалито – дело более чем серьёзное. Тебе придётся взвесить и призвать все свои силы. Теперь я вправе засчитать одно лишь твоё желание учиться в качестве достаточной причины, чтобы взять тебя в ученики.
– Ты в самом деле будешь учить меня тому, что знаешь о пейоте?
– Я зову его Мескалито, и тебе очень советую.
– Когда мы приступим?
– Угомонись. Сначала ты должен быть готов.
– А я готов!
– Шутки свои оставь при себе. Тебе придётся подождать, пока у тебя не останется сомнений, и тогда ты с ним, может быть, встретишься.
– Мне что, нужно подготовиться?
– Нет. Просто ждать. Ты ещё очень даже можешь передумать. Ты быстро устаёшь. Этой ночью ты готов был всё бросить, едва лишь столкнулся с первыми трудностями. Мескалито требует твёрдости несравненно большей.
←К оглавлению |
Вверх |
Далее |