←К оглавлению |
Карлос Кастанеда – Учение дона Хуана |
В учении дона Хуана следующий этап был связан с новым аспектом освоения второй порции корня datura. В период между двумя этапами в обучении дон Хуан интересовался только состоянием моего саженца.
Четверг, 27 июня 1963
– Прежде чем отправиться по пути «травы дьявола», неплохо её вначале проверить, – сказал дон Хуан.
– Как проверить?
– Проделай ещё одно колдовство с ящерицами. У тебя есть всё необходимое, чтобы задать ящерицам ещё один вопрос, на этот раз без моей помощи.
– А нельзя обойтись без этого колдовства?
– Это самый верный способ узнать, что она чувствует по отношению к тебе. Она непрерывно тебя испытывает, поэтому будет вполне справедливо испытать и её, и если где-нибудь на её пути ты почувствуешь, что по какой-либо причине дальше идти не следует, то должен будешь просто остановиться.
Суббота, 29 июня 1963
Я вновь заговорил о «траве дьявола». Мне хотелось узнать о ней побольше, хотя не очень хотелось с нею связываться.
– Вторую порцию используют только для ясновидения или ещё для чего, а, дон Хуан?
– Нет, не только. Помимо того, что с её помощью учатся колдовству с ящерицами и заодно проверяют «траву дьявола», в действительности вторая порция используется для других целей. Колдовство с ящерицами – только начало.
– Тогда для чего же она используется?
Вместо ответа он спросил, какой величины теперь побеги дурмана вокруг того, который я посадил. Я рукой показал размеры.
Дон Хуан сказал:
– Я учил тебя, как отличать мужскую особь дурмана от женской. Теперь ступай к тому, что посадил, и принеси мне то и другое. Сначала пойдёшь к тому, что посадил, и тщательно проследишь на земле следы дождевых потоков. К настоящему времени дождь, должно быть, далеко разнёс семена. Проследи промоинки (zanjitas) от дождя и по ним определи направление потока. Затем разыщи тот дурман, который пророс дальше всех от твоего саженца. Все побеги дурмана, выросшие между ними, твои. Позже, когда осыплются семена, ты сможешь расширить свою территорию, следуя дождевым промоинкам от одного растения к другому.
Он дал мне подробные указания, как изготовить нож для этой работы. Сам корень срезают следующим образом: во-первых, нужно выбрать растение и расчистить землю вокруг того места, где корень соединяется со стеблем. Во-вторых, я должен повторить в точности тот танец, который исполнял, когда пересаживал корень. В-третьих, я должен отрезать стебель, а корень оставить в земле. После этого следует выкопать шестнадцать дюймов корня. Он предостерёг, чтобы на протяжении всего этого времени я не проронил ни слова и ничем не выдал свои чувства.
– Возьми с собой два куска материи, – сказал он, – расстели на земле и положи на них растения. Затем разрежь растения на части и сложи их. Последовательность – на твоё усмотрение, но только хорошенько её запомни, потому что должен будешь её соблюдать и в дальнейшем. Как только всё закончишь, принесёшь мне.
Суббота, 6 июля 1963
В понедельник 1 июля я срезал растения datura, о которых говорил дон Хуан. Я подождал до полных сумерек, прежде чем вокруг них танцевать, поскольку не хотел, чтобы меня кто-нибудь увидел. Мне было здорово не по себе. Я был уверен, что кто-нибудь наверняка за мной подсматривает. Я заранее выбрал мужскую и женскую особь дурмана. От каждого растения нужно было отрезать по шестнадцать дюймов корня. Копать так глубоко палкой было нелёгкой работой. Закончил я в полной темноте, потому, чтобы срезать корень, пришлось вытащить фонарик. Первоначальное опасение, что за мной будут подсматривать, было ничтожным против страха, что кто-нибудь заметит свет фонарика в кустах.
Во вторник 2 июля я принёс растения дону Хуану. Он развязал узлы и, расссмотрев то, что я принёс, сказал, что покамест всё же даст мне семена от своих растений. Он поставил передо мной ступку и высыпал в неё из стеклянной банки сбившиеся в ком сухие семена.
Я спросил, что это такое. Он ответил, что это семена, подпорченные жучками. В семенах я действительно заметил нескольких жучков. Он сказал, что это – особые жучки, их надо выбрать и положить в отдельную банку. Он дал мне другую банку, на треть полную таких же жучков. Банка была заткнута бумагой, чтобы они не расползлись.
– В следующий раз будешь использовать жучков со своих собственных растений, – сказал дон Хуан. – Срезать надо семенные коробочки, в которых маленькие дырочки, – они полны жучков. Откроешь коробочку и выскребешь из неё всё содержимое в кружку. Соберёшь горсть жучков и положишь их в другую посудину. С ними не церемонься. Отмеришь горсть семян, прогрызенных жучками, и горсть жучков, всё остальное закопаешь на юго-восток от своего растения. Таких семян можешь собрать сколько захочешь: они всегда пригодятся. Неплохо семена из коробочек выбрать там же, чтобы на месте закопать все остатки.
Он велел мне растолочь вначале ком семян, потом личинки, потом жучков, и под конец хорошие сухие семена.
Когда всё это было по очереди растёрто в мелкий порошок, дон Хуан взял нарезанные мной куски datura. Он отделил мужской корень и осторожно завернул его в тряпицу. Остальное он вручил мне, велев всё это мелко нарезать и хорошенько раздробить, а весь сок собрать в горшок до капли. Он сказал, что размалывать кусочки нарезанного корня нужно в том же порядке, в каком я их складывал.
Когда я всё это закончил, он велел отмерить одну чашку кипящей воды, смешать её с содержимым горшка и добавить ещё две кружки кипятку. Он вручил мне отшлифованную костяную палочку. Я помешал ею в горшке и поставил его на огонь. Затем он сказал, что надо приготовить корень, а для этого нужна ступка побольше, потому что мужской корень вообще не разрезают. Мы пошли на задний двор. Ступка была у него наготове, и я начал толочь корень так же, как делал это раньше. Мы замочили корень в воде, оставив его на ночь под открытым небом, и пошли в дом.
Когда я проснулся, дон Хуан уже встал. В чистом небе сияло солнце. Был сухой жаркий день. Дон Хуан вновь не преминул заметить, что у «травы дьявола» я определённо любимчик.
Мы взялись за обработку корня и к концу дня получили желтоватый осадок на дне миски. Дон Хуан осторожно слил воду. Я думал, что это конец процедуры, но он вновь наполнил миску кипящей водой.
Он снял из-под крыши горшок со вчерашним варевом. Оно, похоже, совсем загустело. Дон Хуан занёс горшок в дом, осторожно поставил на пол и сел. Потом заговорил.
– Мой бенефактор учил меня, что неплохо смешивать растение с нутряным жиром. Вот этим ты сейчас и займёшься. Такую смесь для меня делал мой бенефактор, но, как я уже говорил, «трава дьявола» мне всегда не очень-то нравилась, и я не слишком стремился слиться с нею воедино. Мой бенефактор говорил мне, что для тех, кто хочет стать господином силы, лучше всего смешивать растение с салом кабана. Больше всего подходит сало с кишок. Но это уже на твой вкус. Может быть, всё повернётся так, что именно «траву дьявола» ты решишь взять себе в союзники; в таком случае советую тебе, как мне советовал мой бенефактор, поймать дикого кабана и снять у него сало с кишок (sebo de tripa). В старые времена, когда «трава дьявола» была в почёте и стоила того, брухо, бывало, отправлялись в специальные охотничьи экспедиции за салом диких кабанов. Они искали самых крупных и самых свирепых. Против диких кабанов применялось специальное колдовство; брухо получали от них особую силу. Но теперь она утеряна. Я ничего не знаю об этой силе. И не знаю никого, кто бы знал. Может быть, сама «трава дьявола» тебя научит.
Дон Хуан отмерил горсть жира, бросил в горшок с загустевшей и высохшей смесью, и оставшийся на ладони жир соскоблил о край горшка. Он велел мне растирать содержимое, пока оно не превратится в однородную воздушную массу.
Я взбивал смесь почти три часа. Время от времени дон Хуан подходил взглянуть. Наконец он сказал, что хватит. От воздуха, с которым смешалась взбитая паста, она стала светлосерой и напоминала желе. Он повесил горшок под крышей, рядом с другим, сказав, что оставит его здесь до завтра, потому что эта вторая порция готовится в течение двух дней. Всё это время я не должен ничего есть. Можно пить воду, но никакой пищи.
На следующий день, в четверг 4 июля, я по его указанию четырежды выщелачивал корень горячей водой. Под конец, когда я сливал воду в четвёртый раз, было уже почти темно. Мы сели на веранде. Он поставил перед собой оба горшка. Экстракта корня получилось с чайную ложку. Он напоминал беловатый крахмал. Дон Хуан положил его в чашку и добавил воды. Он осторожно взболтал чашку, чтобы экстракт получше растворился, а затем сунул её мне и приказал выпить до дна. Я выпил залпом, поставил чашку на пол и откинулся назад. Сердце начало колотиться. Я почувствовал, что у меня спирает дыхание. Дон Хуан приказал, как само собой разумеющееся, чтобы я снял с себя всю одежду. Я спросил зачем, и он нетерпеливо объяснил, что надо натереться пастой. Я колебался, раздеваться было как-то странно. Дон Хуан со сдержанной яростью сказал, что нет времени валять дурака. Я снял с себя всю одежду.
Взяв свою костяную палочку, он начертил на поверхности пасты две горизонтальные линии, разделив таким образом содержимое сосуда на три равные части, затем от центра верхней линии провёл вертикальную линию вниз, разделив содержимое уже на пять частей. Он указал на нижнюю правую и сказал, что это для левой стопы. Сектор над ней – для левой ноги. Верхняя, самая большая часть – для гениталий. Сектор под нею слева – для правой ноги, а нижний левый – для правой стопы. Он велел наложить пасту, предназначенную для левой стопы, на подошву и хорошенько её втереть. Затем нужно в указанной последовательности наложить пасту на всю внутреннюю сторону левой ноги, на гениталии, вниз по внутреннней стороне правой ноги и, наконец, на правую подошву.
Я сделал как он говорил. Паста была холодная и обладала исключительно сильным запахом. Кончив её накладывать, я выпрямился. Запах мази ударил мне в нос. Он был удушающим, напоминавшим какой-то газ. От острого запаха мутилось сознание. Я попытался дышать ртом и хотел заговорить с доном Хуаном, но не мог.
Дон Хуан неотрывно смотрел на меня. Я сделал к нему шаг. Ноги были резиновые и длинные, ужасно длинные. Я сделал ещё шаг. Колени пружинили, как ходули; они эластично сжимались, вздрагивали и вибрировали. Я двинулся вперёд.
Движение тела было медленным и трясущимся, это больше походило на толчки по направлению вперёд и вверх. Я взглянул под ноги и бесконечно далеко внизу увидел дона Хуана. Инерция пронесла меня вперёд ещё на один шаг, ещё эластичней и длинней предыдущего. И тут я взлетел.
Я помню, что один раз опустился, затем, оттолкнувшись обеими ногами, прыгнул назад и заскользил на спине. Я увидел над собой тёмное небо и несущиеся облака. Я извернулся телом так, чтобы можно было смотреть вниз. Я увидел тёмную массу гор. Скорость, с которой я двигался, была поразительной. Руки были прижаты к туловищу. Голова служила чем-то вроде руля. Откидывая голову назад, я описывал вертикальные круги; поворачивая её в сторону, я изменял направление. Я наслаждался совершенно мне прежде неведомыми скоростью и свободой. Сказочная темнота внушала чувство непонятной печали, или, может быть, страстного стремления, как если бы я нашёл свою родину – ночную тьму. Я пытался осмотреться как следует, но ощущал лишь покой безмолвной ночи, в которой таилось столько могущества.
Наконец я спохватился, что пора спускаться: я словно получил откуда-то приказ, которому обязан повиноваться. И я начал спускаться, парящим пёрышком качаясь как маятник. От этих движений меня замутило. Я качался и дёргался, словно кто-то внизу дёргал меня за верёвочку. Мне стало совсем плохо. Голова раскалывалась от боли. Меня окутала какая-то чернота. Я ясно чувствовал, как в неё погружаюсь.
Следующее, что я помню, – это ощущение пробуждения. Я был в своей постели, у себя в комнате. Я сел. Комната исчезла. Я встал. Я был голый. От того, что я встал, меня опять замутило.
Понемногу я начал распознавать, где нахожусь. Я был примерно в полумиле от дома дона Хуана, возле того участка, где рос его дурман. Внезапно всё стало на свои места, и до меня дошло, что всю дорогу до дома дона Хуана придётся идти голым. Без одежды я чувствовал себя чрезвычайно неудобно и понятия не имел, как выйти из положения. Я подумал, не соорудить ли себе из веток что-нибудь вроде юбки, но это было бы нелепо; да и близился восход солнца, потому что сумерки уже рассеялись. Я забыл о своём неудобстве и физическом расстройстве и направился по дороге к дому дона Хуана. Я был охвачен страхом, что меня заметят. Я высматривал, нет ли впереди людей или собак. Я попробовал бежать, но сразу поранил ноги об острые камешки. Пришлось идти медленно. Было уже совсем светло. 3атем я увидел, что кто-то идёт по дороге навстречу, и прыгнул в кусты. Положение было совершенно идиотским. Совсем недавно я испытывал невероятную радость полёта – и вот уже приходится красться и прятаться, изнывая от собственной наготы. Я прикидывал, не выскочить ли опять на дорогу и изо всех сил промчаться мимо подходившего человека. Он ведь будет так поражён, рассчитывал я, что к тому времени, когда поймёт, что это был голый мужчина, я уже оставлю его далеко позади. Всё это проносилось у меня в голове, но я не смел пошевелиться.
Человек, который шёл по дороге, поравнялся с кустами и остановился. Я услышал, что он зовёт меня по имени. Это был дон Хуан с моей одеждой в руках. Пока я одевался, он смотрел на меня и хохотал. Он так хохотал, что мне вновь стало не до смеха.
К вечеру того же дня, в пятницу 5 июля, дон Хуан велел подробно рассказать, что со мной было. Я по возможности тщательно всё ему описал.
– Вторая порция «травы дьявола» используется для полёта, – сказал он, когда я закончил. – Сама по себе мазь – дело второстепенное. Мой бенефактор говорил, что направление и мудрость даёт сам корень, именно благодаря корню происходит полёт. Когда ты научишься большему и полёт станет для тебя обычным делом, ты начнёшь видеть всё очень ясно. Ты сможешь летать по воздуху за сотни миль, чтобы увидеть, что там происходит, или, скажем, чтобы нанести сокрушительный удар врагу, который от тебя очень далеко. Всему этому тебя научит «трава дьявола», когда ты сойдёшься с нею поближе. К примеру, она уже научила тебя, как менять направление. Точно так же она обучит тебя невообразимым вещам.
– Например?
– Этого я не могу сказать. У каждого по-разному. Мой бенефактор никогда не говорил мне, чему он научился. Он говорил, что делать и как поступать, но никогда не посвящал меня в то, что он видел. Это личное дело каждого.
– Но я ведь тебе рассказываю всё, что вижу, дон Хуан.
– Это покамест. Со временем ничего не потребуется рассказывать. В следующий раз, когда будешь брать «траву дьявола», то будешь делать это сам, совсем один, вблизи растений, которые вырастил, потому что именно там ты приземлишься, возле своих растений. Запомни это. Вот почему я пошёл искать тебя к своим растениям.
Больше он ничего не говорил, и я заснул. Проснувшись поздно вечером, я чувствовал себя обновлённым. Почему-то меня наполняло чувство физического удовлетворения. Я был доволен и счастлив.
Дон Хуан спросил:
– Понравилось тебе ночью? Или было страшно?
Я сказал, что было восхитительно.
– А как голова? Сильно болела?
– Головная боль была такая же, как все остальные ощущения. В жизни такой не было.
– Так, может, ты не захочешь больше пробовать силу «травы дьявола»?
– Не знаю. Сейчас не хочется; может быть, позже. В самом деле не знаю, дон Хуан.
Был у меня к нему один вопрос, от ответа на который, я знал, он уйдёт, поэтому я ждал, когда он сам коснётся этой темы; ждал до вечера. Наконец, перед самым отъездом, я всё же не утерпел:
– Неужели я в самом деле летал, дон Хуан?
– Так ты мне сам сказал. Разве нет?
– Да нет, сказать-то сказал. Но я имею в виду, летало ли моё тело? Я что, взлетел как птица?
– Ты не можешь без своих вопросов, на которые я не знаю как ответить. Ты – летал. Для того и существует вторая порция «травы дьявола». Будешь принимать её больше – научишься летать в совершенстве. Дело это не простое. С помощью второй порции человек летает. Вот всё, что я могу тебе сказать. А то, что ты хочешь узнать, лишено смысла. Птицы летают как птицы, а человек, который принял «траву дьявола», летает как человек, который принял «траву дьявола» (el enyerbado vuela asi).
– Так же, как птицы? (asi como los pajaros?)
– Нет, так же, как человек, который принял «траву дьявола» (no, asi como los anyerbados).
– Значит, ничего я на самом деле не летал. Всё это было только в моём воображении, только у меня в голове. Где было моё тело?
– В кустах, – отрезал он, но тут же вновь разразился смехом. – Беда с тобой в том, что ты понимаешь всё только с одной стороны. Ты не можешь представить, что человек летает; и однако брухо способен в одну секунду перенестись за тысячу миль, чтобы посмотреть, что там происходит. Он может нанести удар своему врагу, который за тридевять земель. Так летает он или нет?
– Понимаешь, дон Хуан, у нас с тобой разный подход. Предположим, ради спора, что когда я принял «траву дьявола», здесь был бы кто-нибудь из моих друзей по университету. Увидел бы он меня летящим?
– Ну вот, опять ты со своими вопросами, что было бы, если бы да кабы... Всё это бессмысленная болтовня. Если твой друг или ещё кто бы там ни был примет вторую порцию «травы дьявола», то всё, что ему останется, – это летать. Ну, а если он будет просто наблюдать за тобой, то может увидеть тебя летящим, а может и не увидеть. Это зависит от человека.
– Но я хочу сказать, дон Хуан, что если мы с тобой смотрим на птицу и видим её летящей, то мы согласимся, что она летит, а вот если бы двое моих друзей видели меня летящим прошлой ночью, то согласились ли бы они с тем, что я летал?
– Ну, а почему бы им не согласиться. Ты ведь согласен с тем, что птицы летают, потому что видишь, как они летают. Для птиц полёт – дело обычное. Но ты не согласишься с тем, что птицы делают ещё и другие вещи, потому что ты никогда не видел, как они их делают. Если бы твои друзья знали, что есть люди, которые летают с помощью «травы дьявола», тогда они согласились бы.
– Хорошо, я скажу иначе. Я имею в виду, если я тяжёлой цепью привяжу себя к скале, то всё равно буду точно так же летать, потому что моё тело не имеет с этим полётом ничего общего?
Дон Хуан скептически взглянул на меня.
– Если ты привяжешь себя к скале, – сказал он, – то боюсь, что тебе придётся летать вместе со скалой с её тяжёлой цепью.
←К оглавлению |
Вверх |
Далее |