101. ЖЕСТОКОЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ

Зажигается свет, и мы хлопаем глазами как ошалевшие, оторванные от наших народов.

Я не отрываю глаз от богини любви. Меня душит бешенство. Я чувствую себя, как оскорбленная ученицами Юн Би, только здесь я оскорблен профессором.

Ах, я предпочел бы быть убитым с самого начала, как Жюль Берн. Лучше бы меня поймали сирены, как Франсиса Разорбака, или убил Атлант, как Эдмонда Уэллса. По крайней мере, им не нужно терпеть то, что приходится мне. К чему так стараться, создавая сокровище, чтобы увидеть, как его уничтожают? Или в этом заключается цинизм жизни богов, полюбить народ, чтобы лучше рассмотреть его гибель?

Был ли я неправ, пытаясь спасти суда с беженцами, несущими ценности, которые казались мне важными? Или я настолько противоречил мировому порядку, стремясь помочь эволюционировать небольшой группе людей вдали от варварских нашествий?

Я до сих пор не знаю, что лучше, чем Бог, но я знаю, что хуже, чем дьявол: А-фро-дита. Она соблазнила меня Раем, а предлагает ад. С очаровательной улыбкой она разрушает все, что я построил, бросив, что хуже всего, «мне жаль» для успокоения. В эту минуту я ее ненавижу, я ее проклинаю, я ее знать не хочу. Если это и есть богиня любви… я без колебаний предпочту ей богиню ненависти. Я чувствую себя чудовищно подавленным. Но потом я беру себя в руки. Слишком просто было бы сейчас сдаться.

Сперва нужно спасти то, что можно. Бороться до конца. «Пока есть жизнь, есть надежда», – говорится в пословице.

Пока будет жить хоть один человек-дельфин, он будет передавать свои ценности, воспоминания, символы. По крайней мере, я попытался внушить это королеве-медиуму.

Нужно успокоиться. Нужно быть эффективным. Спасти людей, чего бы это ни стоило. Бороться моими средствами бога-ученика. Они не заслужили такого конца. Как бог, их бог, я должен им помочь.

Я должен успокоиться.

Дышать ровно, закрыть глаза. Поговорить с остальными, как будто все в порядке и ничего страшного не произошло. Многие ученики поздравляют Мэрилин Монро с ее победой над Пруд оном. Выигравшие пари уносят тоги, которые отдают проигравшие. Даже самые пренебрежительные по отношению к женщинам признают достоинства амазонок. Прудон со своей стороны молчит, не выражая ни сожалений, ни гнева. Честный игрок, он даже подходит поздравить ее и пожать руку.

Нужно расслабиться.

Необходимо подвести итог в отношении моего народа. У него нет армии, нет города, люди-дельфины лишь «жильцы», зависящие от настроения хозяев. Я боюсь, что Клеман Адер, бог людей-скарабеев, взяв у них все, что можно, выбросит их со своей территории. Отныне люди-дельфины должны постоянно обогащать свой запас знаний, чтобы завоевать свое право на существование. Они заложники. Присмотревшись, я вижу, что другие люди-дельфины прижились у других народов. Они передали людям-игуанам Марии Кюри познания в астрономии, строительстве памятников, астральных путешествиях и медицине. Под их влиянием, как и люди-скарабеи, они начали строить пирамиды. Людям-собакам Франсуазы мои дельфины передали знания в области символики и скрытых структур. Людей-быков Оливье они научили сексуальной свободе и привили вкус к лабиринтам.

Люди-волки Маты Хари научились у них строить суда и парусники с удлиненным корпусом. А люди-киты Фредди Мейера так хорошо приняли моих дельфинов, что теперь они вместе обсуждают устройство ирригационных систем и создание правительства и ассамблеи.

Люди-львы Монгольфьера создали благодаря моим подопечным письменность и искусства, а люди-орлы Рауля Разорбака – алфавит и арифметику.

Мои люди оказались сильнее разбросаны по «Земле 18», чем я представлял. Как управлять народом, не имеющим своей территории? Я боюсь, что нужно сосредоточиться на тех, кто живет у людей-скарабеев. Они наиболее многочисленны и располагают, как мне кажется, лучшими природными условиями.

– Богиня любви обошлась с тобой несправедливо, от замечательного города, который ты построил на острове, ничего не осталось, – шепчет мне Мата Хари.

Я молчу.

– Наказание Афродиты мне кажется не соответствующим твоей вине. По крайней мере, она могла бы дать тебе время эвакуировать людей.

А еще вчера вечером мы танцевали, и она шептала мне на ухо, что находит мой народ очень «продвинутым и симпатичным»…

Я смотрю на Афродиту и вижу, что она тоже смотрит на меня и улыбается мне. Она советовала мне остерегаться друзей, я бы лучше остерегался ее.

Однако я не могу разозлиться на мою богиню. Она меня околдовала, и что бы она ни делала, мне кажется, что она относится ко мне с нежностью и заставляет меня страдать для моего же блага. Может быть, под ее властью я стану мазохистом? Нет, или тогда альпинистом, упрямо лезущим на опасную вершину, вместо того, чтобы сесть в вертолет. Все спортсмены любят причинять себе боль. Бежать марафон – это каторга, поднимать тяжести – бессмысленное страдание. Пытаться понравиться богине любви…

– Какая она все-таки стерва, – шепчет Сара Бер-нар, – то, что она с тобой сделала, несправедливо.

И я удивляюсь тому, что отвечаю самым нейтральным голосом:

– Она просто применила правила игры.

– Ну да, послав тебе катастрофу, чтобы уничтожить…

– Если хочешь, я тебе помогу, – говорит Мата Хари. – У меня уже есть несколько людей-дельфинов, но если другим нужна помощь, отправь их мне, я их защищу и дам землю.

Мата Хариспасла мне жизнь, когда я перебирался через голубой поток. Она всегда помогала в трудную минуту. Однако сам не знаю почему, ее любезность меня раздражает.

Афродита достает бутыли с Раем и Империей ангелов из-под подставки.

Души поднимаются в первую бутылку, а потом, как будто в танце маленьких светящихся точек, похожих на светлячков, некоторые добираются до склянки Империи ангелов.

Но есть и немало неприкаянных душ, удерживаемых земным притяжением и низменными страстями. Невидимые, эти покойники пытаются преследовать своих мучителей, сбивать с толку медиумов ложными видениями или кружиться вокруг тех, кого любили.

– Нужно освободить планету от этих горемык, – говорит Афродита. – Нет счастливых неприкаянных душ. Каждая душа должна постоянно возрождаться до тех пор, пока не попадет в высший мир, не забывайте об этом.

Все записывают: научить священников признать неприкаянные души и помочь им подняться.

Богиня подходит ко мне и, к моему великому удивлению, поздравляет:

– Браво, Мишель. Я думала, что вы… в общем, я не ожидала, что вы преодолеете это. Вы начинаете меня впечатлять. Я не думала, что у вас столько возможностей…

Мне холодно и жарко, и я не знаю, как реагировать.

– То, что не убивает, делает более сильным, – добавляет она.

То же, что мать сказала Юн Би. Долгое время это изречение приписывали Ницше, но оно есть уже в Ветхом Завете.

Уж не хочет ли она, чтобы я поблагодарил ее за мучения моего народа, чтобы «усилить» его!

Она приближается ко мне.

– Действительно, вы были очень хороши, мсье Мишель Пэнсон.

И в этот момент она берет меня за руку и пожимает ее, как рефери, поздравляющий боксера. Затем она возвращается на возвышение.

– Кокетка, – ворчит Рауль. – После всего, что она тебе сделала, ты не должен был даже подпускать ее к себе.

– Ну и актриса! – говорит Мэрилин. – Я спрашиваю себя, зачем ей нужна эта показная соблазнительность.

– Без сомнения, чтобы проверить свою власть, – отвечает Эдди.

– Да, ее способности в красной магии, – заключает Рауль.

Он объясняет, что кроме белой и черной магии существует еще одна, менее известная – красная. Это женская магия, основанная на самых примитивных сексуальных пульсациях. Азиаты особенно интересовались этим и создали «Камасутру» и тантризм в Индии, тао любви в Китае и брачный танец в Японии. Они поняли, что помимо предсказания судьбы или избавления от сглаза женщины могут соблазнить мужчину и держать его во власти гормонального ига, делая таким же беспомощным, как и под влиянием наркотика.

Рауль понял мою проблему, но не может ее решить. Я не отвожу глаз от богини. И с облегчением вздыхаю, когда она, прервав разговоры с другими учениками, приглашает нас в угол зала, где в ряд стоят накрытые бокалы.

– Мой предшественник Гермес рассказал вам про опыт с крысами. Деметра говорила об опыте с обезьянами. Сравнение с животными помогает лучше понять поведение человека. Поэтому я расскажу вам о блохах.

Она берет один из бокалов и демонстрирует опыт. Я спешу записать его в «Энциклопедию».