95. СМЕРТНЫЕ. 12 ЛЕТ

Уф, я благополучно добрался до дома. Я снимаю матерчатую маску. К счастью, Эдмонду Уэллсу пришла мысль скрыть лица под тогами. Я падаю на диван.

Меня заполняет огромное чувство одиночества. Такое же чувство я испытал в последней жизни смертного после кончины моего отца. Впечатление того, что больше нет посредников между мной и ничем.

Эдмонд Уэллс был моим учителем и инструктором в стране ангелов, суровым, строгим, требовательным, но способным дать мне открытое сознание, необходимое для моих поисков.

Он пожертвовал своей жизнью ради меня, попросив лишь о том, чтобы я продолжил его труд, аккумулирующий знания, которые отдаляют нас от варварства и приближают к более высокому уровню сознания.

Вот только способен ли я на это? Для начала я запишу по памяти все идеи, которые он передал мне устно. «Говори о том, что знаешь», – сказал как-то он.

На протяжении веков люди перед лицом долга памяти пытаются передать сумму своих знаний. Эдмонд Уэллс уже взял на себя заботу об изысканиях Франси-са Разорбака. Теперь ответственность за продолжение работы висит на мне. И я с тяжелым сердцем подвожу в уме новый обратный отсчет: 93 – 1 = 92.

Сегодня я не смогу обогатить энциклопедию. Достаточно того, что я посмотрю по телевизору, как дела у моих смертных.

Я сразу включаю первый канал, где Юн Би, которой уже 12 лет, оказывается сверходаренной ученицей, обладающей к тому же бесспорным талантом рисовальщицы. На своих тетрадях она рисует ярко раскрашенных страшных чудовищ. Ее рисунки нравятся в классе, причем как ученикам, так и преподавателям. Внезапно «кореянку» оставляют в покое. Вечером дома Юн Би хочет забыться, играя в компьютерные игры. Она больше не спрашивает мать про историю семьи. В то же время она ищет в библиотеках книги на эту тему. Таких произведений в Японии мало, и она продолжает поиски в Интернете.

Когда мать сообщает, что бабушка больна, девочка интересуется, где она живет.

– В Хоккайдо.

Юн Би просит номер телефона старой дамы, который мать дает ей после некоторых колебаний. Девочка спешит к телефону.

– Я очень долго ждала твоего звонка, – отвечает усталый голос.

Они долго говорят друг с другом, старая женщина и подросток, и все страдания, все унижения прошлого всплывают на поверхность. Юн Би наконец узнает то, что хотела. Затем бабушка объявляет, что у нее тяжелая болезнь и ее дни сочтены. Тогда мать Юн Би берет трубку и начинает говорить со своей матерью, несмотря на старые ссоры.

Когда отец возвращается домой, он застает жену и дочь расстроенными и спрашивает, что случилось. Бабушка больна? Тогда почему бы не последовать японскому обычаю, согласно которому старики из приличия, став лишним ртом, уходят в горы и теряются там, чтобы не быть обузой для семьи? Он приводит в пример фильм «Баллада о Нарайяме». Пример, которому нужно следовать…

По третьему каналу Куасси Куасси участвует в похоронных церемониях в честь своего деда – вождя племени. Тело лежит на столе, устланном ветвями, а вокруг него виртуозы тамтама барабанят в ритм ударов сердца.

– Когда тамтамы разыграются, все племя впадает в транс и можно проводить дух умершего в страну великих духов леса, – объясняет отец.

Куасси Куасси все утро рисовал на своем лице ритуальную маску и смазывал волосы мазью из птичьего жира и меда. У него на лбу белая лента, на щеках красные полосы, деревянные палочки поднимают прическу.

– Тамтамы будут играть весь день, – поясняет отец, – но чтобы праздник состоялся, нужно поесть священного мяса.

– Что такое священное мясо?

– Мясо человека-антилопы. Люди-антилопы сами так себя назвали, они принадлежат к одному из северных племен. А мы люди-львы. Нормально, что львы едят антилоп.

Ребенок тоже хочет участвовать в. облаве, но отец считает, что эта охота слишком опасна для мальчика.

Поэтому Куасси Куасси смотрит, как мужчины с копьями и сетками уходят вдаль.

Вечером они возвращаются, неся на длинной палке связанного живого человека. Мальчика удивляет, что он похож на его соплеменников. Он представлял его рогатым, но нет, он похож на них, только лицо более длинное, а взгляд добрый. «Как у травоядного», – думает Куасси Куасси.

Несчастного, который не успел убежать, приводят в центр площадки под удвоившийся ритм тамтамов.

– Мы все съедим? – спрашивает мальчик.

– Конечно нет, – отвечает отец. – Каждый имеет право на кусок, соответствующий его положению. Мы не дикари. Мы не едим бедра, руки и ноги.

– А что тогда едят?

– Ну, сперва печень, которую отдадут тебе и мне как наследникам умершего. Потом другие получат мозг, нос, сердце, уши, глаза, все, что священно.

Куасси Куасси это не кажется вкусным. Но отец объясняет, что этот символический акт позволит душе дедушки подняться прямо в небо. –…Куасси Куасси, однажды придет твоя очередь стать вождем. Дух семьи тебе поможет. Тебе нужно будет просто найти его рядом с большим баобабом, внутрь которого он был помещен. Обычаи составляют суть нашего племени, нужно следовать им, чтобы никакая чужая магия не причинила нам зла.

На втором канале 12-летний Теотим сильно растолстел. Мать, хорошая кухарка, кормит его вкусными блюдами, приготовленными на оливковом масле. Когда он возвращается из школы с посредственными оценками, она ругает школьную систему, неспособную оценить одаренность ее отпрыска. Затем она утешает сына пирожными, только что вынутыми из плиты, и покрывает его мокрыми поцелуями.

– Мама, дай мне спокойно поесть, – протестует мальчик.

– Это выше моих сил, – восклицает женщина. – Ты такой хорошенький. Ты ведь не станешь запрещать маме целовать своего сына?

Смирившийся Теотим выносит это море привязанности, продолжая есть. Я вспоминаю, что прежняя мать Игоря хотела только одного – убить своего ребнка…

– Ты знаешь, что значит твое имя. «Тео» означает Бог, а «тим» – страх. Теотим, страх Бога.

Теотим, слышащий эту историю в тысячный раз, не поднимает голову от пирожного. Он не реагирует и когда звонит телефон. Ему никогда не звонят.

Мать подходит к телефону и возвращается удрученной.

– Деда отправили в госпиталь. Они больше не хотят держать его в хосписе под предлогом, что у него ухудшилось здоровье. И это со всеми деньгами, которые платят за его содержание… Нужно туда поехать.

В центральном госпитале Гераклиона дедушка весь утыкан пластиковыми трубками, торчащими из вен, и датчиками, подключенными к компьютерам. Теотим ищет место, куда его поцеловать. Он наклоняется к щеке. Старик что-то бормочет.

– Что ты сказал, дедушка?

Старик пытается произнести что-то, но его рот слишком сух, чтобы он мог говорить. Медсестра вливает ему в рот стакан воды, как если бы она поливала цветок.

– Бедняга, у него болезнь Альцгеймера, он нас больше не узнает, – огорчается мать. – Как ужасно заканчивать жизнь вот так.

Старик издает несколько звуков, и отец предлагает немного приподнять его. Может быть, так он сможет сказать то, что хочет.

Вся семья участвует в операции, чтобы не отключились датчики. Прислонившись к подушкам, старик набирает в грудь воздуха и с трудом произносит:

– Дайте мне… умереть.

Мать Теотима немедленно хмурит брови.

– Злой папочка. Злой. Мы приходим навестить тебя, приводим сюда малыша, и все, что ты нам говоришь, это то, что хочешь умереть. Но мы тебя не бросим! Ты будешь жить.

– Я хочу умереть, – повторяет старик.

Появляется врач и успокаивает семью. Он объясняет, что старик страдает из-за пролежней, а у них не хватает антипролежневых матрасов. Но жизненно важные органы функционируют. Бронхи немного засорены, но их прочистят.

– Во сколько это нам обойдется? Врач делает понимающий вид.

– Не беспокойтесь, мадам. Хоспис передал нам его историю болезни, там все в порядке. Ваш отец находится на попечении системы социального страхования. Он может оставаться у нас намного дольше своих ста лет.

– Ты слышишь, папочка? За тобой будут хорошо ухаживать.

Но что это за запах?

Врач поднимает одеяло, и Теотим видит, что на старике памперсы. То, что со стариком обращаются как с младенцем, пугает мальчика, и он говорит, что хочет уйти. Мать соглашается, похвалив сына за храбрость, с которой он вынес эту картину конца жизни.

Я выключаю телевизор. Моим смертным удалось заставить меня забыть про боль от потери Эдмонда Уэллса. «Там, внизу, ничто не длится долго», – часто повторял он. Я удивлен, до какой степени смертные не могут спокойно принимать то, что в главе их существования есть последняя точка.

Я ложусь в кровать и закрываю глаза. Смогу ли я сам принять свой конец? Насколько легко умирать, когда не знаешь, что будет потом, настолько невыносимо расставаться с жизнью, когда этого не знаешь. А я знаю, что если умру здесь, то превращусь в химе-, ру. Я просто стану бессмертным немым существом, зрителем, потерянным на острове где-то в космосе… Как я хотел бы ничего не знать и отправиться навстречу неизвестности! Даже дед Теотима ждет смерти как освобождения. Возможно, ему не терпится узнать, есть ли что-нибудь потом.

Я смотрю список лекций и преподавателей.

Что у нас сегодня?

Боже мой. Она!