70. СИЕСТА

После обеда на пляже Мата Хари предлагает устроить сиесту. Спасть днем? Уже давно это не приходило мне в голову. Для этого нужно много свободного времени. Сиеста кажется мне первым настоящим доказательством того, что мы действительно на каникулах. Разобрав пляжные вещи и приняв душ, мы ныряем под простыни и ищем новые способы соединить наши тела, которые все лучше узнают друг друга.

Я засыпаю весь в поту.

Мне снится сон.

Впервые за долгое время мне снится не история, не сюжет, а цвета. Я вижу светло-голубые огни, которые пляшут на темно-синем фоне. Огни превращаются в звезды, цветы, спирали. Они кружатся, становятся золотыми, желтыми, красными, сливаются в круги, превращаются в линии, которые уходят в бесконечность. Потом линии распадаются, складываются в ромбы, которые раздвигаются в стороны, словно я лечу между ними. Множество женских голосов поет невероятно красивую мелодию. Ромбы становятся овалами, очертания которых колеблются, вытягиваются, и они снова сливаются в разноцветную мозаику. Движущиеся абстрактные картины сменяют одна другую.

– Эй…

Я чувствую у себя на спине прохладную руку.

– Эй…

Рука сжимает мое плечо и трясет.

– Проснись.

Я выныриваю из белого океана, над которым растут пурпурные деревья. Открываю глаза и вижу Мату Хари.

– Что случилось?

– В гостиной какой-то шум.

Кто-то шарит в нашем доме.

Афродита?

Я голым выпрыгиваю из кровати.

Вбежав в столовую, я вижу силуэт. Я стою против света, поэтому не могу разглядеть, кто это. Все, что я различаю, – это тога и большая маска, целиком закрывающая лицо. Солнечный луч, пробившись сквозь занавески, освещает фигуру, и я вижу, что это маска из греческой трагедии, изображающая грустное лицо.

Богоубийца?

Непрошеный гость стоит неподвижно. В руках у него моя «Энциклопедия относительного и абсолютного знания». Он хочет украсть мою «Энциклопедию». ОН КРАДЕТ МОЮ ЭНЦИКЛОПЕДИЮ!

Где мой анкх?

Я бросаюсь к креслу, роюсь в складках тоги и стреляю в незнакомца. Промах.

Вор решает спасаться бегством. Я преследую его. Мы бежим между домами. Он петляет среди деревьев. Я не отстаю.

Я останавливаюсь, прицеливаюсь как следует и стреляю. Молния разрывает воздух и попадает в него. Он роняет «Энциклопедию» и падает. Победа! Я бросаюсь к нему. Он поднимается, держась за плечо. Я ранил его. Он оборачивается, глядя на меня сквозь щели в маске, и снова бросается бежать. Я подбираю драгоценную книгу и, по-прежнему сжимая анкх в правой руке, мчусь за ним.

– Эй, ничего себе! Я уже говорил тебе, Мишель, тут не нудистский клуб! – кричит издали Дионис.

Мне некогда объяснять, почему я в таком виде. Я гонюсь за богоубийцей. Он ранен в плечо, я должен его схватить.

Незнакомец бежит через сады, перепрыгивает изгороди, держась за раненое плечо. Он по-прежнему очень резв.

Я гонюсь за ним, голый, обдирая ступни о гравий, а бедра о ветки кустов. Я встаю на одно колено, прицеливаюсь, стреляю несколько раз подряд – и промахиваюсь. Я попадаю только в деревья или окна.

Улицы пустынны, все ученики еще на пляже. Только я, полный решимости, преследую богоубийцу.

Он вскакивает не невысокую стенку и бежит по ней, удерживая равновесие. Я никогда не был силен в подобных упражнениях, но не хочу сдаваться: ведь он так близко. Я едва не падаю, но серьезность ситуации добавляет мне адреналина, который восполняет мою неловкость.

Погоня продолжается. Я мчусь за богоубийцей. Он вбегает в огромное здание. Поворачивающаяся дверь продолжает крутиться. Я вбегаю следом.

Зал внутри похож на лабораторию. Но, если присмотреться, становится понятно, что это не только лаборатория, но и зоопарк. Огромные клетки стоят вперемешку с аквариумами. Я чувствую, что богоубийца прячется где-то здесь. Я медленно иду вперед, держа анкх в руке и готовясь выстрелить в любой момент. И тут я замечаю, что в клетках сидят живые существа.

Я вижу маленьких кентавров. Но у них не конские ноги, а лапы гепарда. Вероятно, для того, чтобы быстрее бегать. И торсы поменьше. Они протягивают руки сквозь прутья, словно умоляя меня выпустить их. Рядом я вижу херувимов с крыльями стрекоз, а не бабочек. Грифонов с крыльями летучей мыши и кошачьим телом. Я продолжаю погоню за богоубийцей, думая о том, что это лаборатория, в которой создают новых химер. Может быть, она принадлежит Гефесту? Нет, кажется, он работает только с машинами, роботами, автоматами. Здесь же мастерская, где работают с живым материалом. Там стоят банки, в которых ящерицы с человеческими головами, пауки с маленькими ножками и даже растения-гибриды – бонсаи с руками, грибы с глазами навыкате, папоротники, чьи розовые листья напоминают плоть, цветы с лепестками-ушами. Такое чувство, что попал в картину Иеронима Босха, хотя даже этот фламандский художник не смог бы додуматься до таких комбинаций из животных, растений и частей человеческого тела.

Если это лаборатория, то она должна принадлежать дьяволу или, по крайней мере, тому, кто не испытывает никакого сострадания к собственным созданиям.

Меня начинает мутить. Большинство химер замечают мое присутствие и мечутся, желая, чтобы я их освободил.

Я снова вспоминаю остров доктора Моро. Здесь пытаются соединить человека с животным или, вернее, божественное с чудовищным. Зачем понадобилось создавать этих химер? Все эти существа в возбуждении, они протягивают ко мне руки сквозь прутья решеток. Те, кто заперт в аквариумах, бьется о стенки. Я испытываю отвращение, мне хочется освободить их всех. Я замедляю бег и на мгновение забываю, зачем я здесь.

Звук разбившегося стекла приводит меня в чувство. Богоубийца прячется. Он впереди. Я бегу туда и попадаю в помещение со стеллажами, на которых стоят сотни банок. Все они наполнены меленькими сердцами на ножках, похожими на то, которое мне подарила Афродита. Значит, она устроила тут ферму и разводит «подарочные сердца» для своих поклонников. То, которое она подарила мне, не было единственным.

Я поражен и невольно подхожу ближе к полкам. Сердца жалобно пищат, эти звуки похожи на мяуканье мартовских кошек.

Мне хочется как можно быстрее покинуть это место. Я вижу разбитое окно. Богоубийца убежал через него. Я вижу его удаляющийся силуэт.

Я выпрыгиваю в окно и бегу за ним.

Мы оказываемся на широкой улице. Расстояние между нами сокращается, и я снова целюсь. Но анкх разряжен. Я стреляю вхолостую.

Я одеваю бесполезный анкх на шею и подбираю ветку: теперь это мое оружие.

Впереди силуэт в грустной маске мчится в сторону района с узкими, извилистыми улицами. Мы в лабиринте. Мое сердце колотится, но я все еще могу преследовать незнакомца.

Богоубийца поворачивает на улицу Надежды. Это ученик, раз он не знает, что здесь тупик. Теперь он никуда не денется, я поймаю его.

Я на улице Надежды, она пуста. В глубине свалены в кучу ящики. Не мог же он улететь?

Я пихаю ящики. Никого. И тут я вижу на земле капли крови. Кровь бога. На земле вокруг большого ящика, который я никак не могу поднять. Я толкаю его, ящик поворачивается, и я вижу под ним подземный ход.

Я спускаюсь туда. Туннель проходит под стеной. Я медленно иду вперед, глядя на капли крови.

Я выхожу наверх в лесу, который спускается к реке. Я больше никого не вижу. Останавливаюсь, задыхаясь.

Раздается стук копыт. Меня окружают кентавры.

– Эй, кавалерия, что-то вы долго раскачивались, – говорю я, согнувшись пополам, пытаясь восстановить дыхание.

Афина спускается на землю передо мной.

Пегас величественно взмахивает крыльями.

– Кто это был? – спрашивает богиня мудрости. Похоже, она знает о моем приключении.

– Я не видел его. Он был в маске.

– В маске?

– Да, это была маска из греческой трагедии. Грустная маска, похожая на те, в которых играли «Персефону».

– Должно быть, он взял ее в бутафорской.

– Я ранил его в плечо.

Афина оживляется:

– Вы говорите, в плечо? Тогда мы найдем его. Он не сможет переплыть реку.

Она приказывает кентаврам выставить оцепление вдоль берега. Сирены, почувствовавшие, что происходит что-то интересное, высовываются из воды. Мы ждем, но ничего не происходит. Богоубийца скрылся.

Афина ударяет копьем о землю.

– Бейте в набат. Устроим перекличку учеников.

Через минуту во дворце Кроноса начинают звонить колокола. Ученики собираются на площади под деревом. Я одеваюсь и надеваю сандалии.

Мы стоим друг за другом, как в день прибытия на Эдем. Только нас в два раза меньше. Ученики подходят по одному, называют свое имя и показывают плечи.

– Одного не хватает, – объявляет наконец богиня мудрости, с удовлетворением разглядывая список учеников.

Я догадываюсь, о ком идет речь.

– Жозеф Прудон.

Шепот пробегает в толпе учеников.

– Прудон? Она сказала: Прудон?

– Да я всегда это знал. Это мог быть только он.

– Его цивилизация крыс совершенно изжила себя.

– Он плохо держался в игре. Нападал на победителей, – говорит Сара Бернар. – Вспомните, сначала Беатрис и народ черепах, потом Мэрилин Монро, другие.

– Он пришел ко мне, – сказал я. – Почему я? Я не был победителем, у меня двенадцатое место.

– Но он был ниже тебя. Все, кто перед ним, его потенциальные жертвы, – продолжает Сара Бернар.

– Это анархист, он не любит богов, – вступает Эдит Пиаф.

– Он всегда говорил, что хотел бы разрушить систему, – добавляет Симона Синьоре.

Афина объявляет, что в голубом лесу будет устроена облава.

Мы обязаны принять участие в поисках анархиста.

Кентавры на берегу бьют в тамтамы и двигаются нам навстречу. Ученики и сатиры идут с сеткой в руках. Можно подумать, мы охотимся на тигра в бенгальских лесах.

Над нашими головами с пронзительными криками кружат грифоны. Чуть ниже между ветвями порхают херувимы, проверяя, не спрятался ли беглец в густой листве.

Мата Хари недалеко от меня. Мы движемся вперед, но через некоторое время кентавры и ученики встречаются, так и не найдя Прудона.

Афина задумывается.

– Он не мог покинуть остров, не мог и уйти вверх по реке. Нужно найти его. Ищите повсюду, остров не так велик. Он не может бесконечно прятаться.

Облава превращается в грандиозное мероприятие. Мы обыскиваем пляж, окрестности города. Эскадрильи грифонов рассекают небесную синеву, разыскивая следы богоубийцы, набат не смолкает.

Прудона по-прежнему нет.

Гермес объявляет, что, видимо, нужно искать в самом городе.

– Мы считаем, что он снаружи, но он мог перехитрить нас. Иногда безопаснее всего – в центре циклона, – напоминает бог путешествий.

Отряд собирается у западных ворот города. Кентавры обыскивают каждый дом. И наконец находят Прудона… под кроватью в его собственном доме.

Кентавры быстро справляются с ним и приводят связанным на главную площадь. Его тога прожжена, плечо окровавлено. Он выглядит растерянным.

– Это не я, – бормочет он, – я не виноват.

– Почему тогда ты прятался, – выкрикивает Сара Бернар, желая отомстить этому жестокому богу.

– Я спал, – говорит он, но это звучит неубедительно.

– Не набат ли тебя разбудил? – с сарказмом спрашивает Вольтер.

Анархист напуган.

– Когда я понял, что вы меня ищете, я решил спрятаться, – признается он.

Он грустно улыбается.

– Возможно, это рефлекс, который появился у меня, еще когда я был смертным. Я боюсь полиции.

Афина объявляет, что Прудон будет наказан за свои преступления.

– Клянусь, я не виновен! – протестует Прудон.

Он уже не так невозмутим, как обычно. Он закрывает рану рукой. Я вмешиваюсь:

– Он имеет право на суд!

Афина услышала это. Она ищет того, кто позволил себе эту выходку.

– Кто-то что-то сказал?

Я выхожу из толпы.

– Он имеет право на суд, – спокойно повторяю я.

Все с изумлением смотрят на меня.

Афина останавливается передо мной. Она больше удивлена, чем рассержена.

– М-м-м… Это вы, Мишель, ввели суды у своего народа?

Наступает замешательство. Все перешептываются.

– Мне кажется, правосудие, независимое от власти, – это признак прогресса. Любой подозреваемый имеет право защищаться. Прудон имеет право подвергнуться суду не одного, а многих.

Афина смеется, но я продолжаю в упор смотреть на нее.

– Очень хорошо, если господин Пэнсон настаивает… У Жозефа Прудона будет суд, – говорит она, беспечно махнув рукой. – Сегодня вечером, перед ужином. В 18 часов в Амфитеатре. Еще одно развлечение в эти выходные.