71. СТИКС

Шум листвы. Сухие ветки хрустят под ногами. Сотни пестрых птиц порхают вокруг, и это больше похоже на разноцветный пар. В жарком влажном воздухе гудят насекомые. Мелкие зверьки наблюдают за нами из густой травы. Змеи извиваются, порхают бабочки. Одуряюще пахнут цветы.

Мы прокладываем себе путь мачете, прорубаем проход в зеленой стене. Сатиры ведут нас через джунгли, которыми поросла южная оконечность острова Эдем у подножия Второй горы. Женщины-сатиры подарили нам одежду, подходящую для этого путешествия, и другую, которая защитит нас от холода.

Афродита идет рядом со мной. Мне кажется, она немного замкнулась в себе. Перед тем как мы ушли от сатиров, из ванной раздался крик. Богиня любви обнаружила на своем лице морщинку. Мне пришлось долго успокаивать ее, прежде чем нам удалось наконец приступить к сборам. Для богини, воплощающей саму красоту, обнаружить морщину, предвещающую и другие разрушения, которыми грозит ей время, оказалось серьезным потрясением.

Бомба замедленного действия начала тикать в ее теле. Афродита поняла, что ей грозит старость.

Во главе нашего небольшого отряда – мы впятером и двадцать сатиров, идет сам царь Пан, указывая путь. Он идет быстро и золотым мачете расчищает заросшие тропы.

Я потуже затягиваю свой рюкзак, в котором лежит шкатулка со стеклянной сферой Земли-18 и сборник анекдотов Фредди Мейера, фляжка с водой и сушеные фрукты, которые сатиры дали нам с собой.

Мы идем вперед.

Спускаемся в низины, густо заросшие зеленью, где среди неизвестных растений снуют невиданные животные.

Время от времени кто-нибудь из сатиров вскидывает духовую трубку и убивает змею, которую тут же подбирают его соплеменники. Без их помощи мы никогда не нашли бы этой дороги.

Мы приходим к мосту из лиан, висящему над пропастью. Она настолько широка, что другого ее края не видно. Мост уходит в густой туман.

– Здесь проходит граница наших земель, – говорит Пан.

– А что на той стороне?

– Территория Аида.

Все сатиры яростно плюют на землю, услышав это имя.

Мы готовимся вступить на мост. Сатиры волнуются.

– Вы уже бывали там? – спрашивает Эдмонд Уэллс у Пана.

– В аду? Нет! Кому же захочется встретить дьявола?

– Нам, если нет другой дороги, чтобы попасть к Творцу, – решительно отвечает Афродита.

Сатиры стучат копытами по земле, чтобы прогнать страх.

– Что это с ними? – спрашивает Эдип.

– Им не нравится находиться так близко от пропасти. Мы ни за что, даже за все золото мира, не согласились бы перейти мост, – отвечает Пан. – Но я понимаю, что вам нужно это сделать. Чтобы увидеть. Чтобы узнать.

– Если что-то трудно сделать, это не значит, что мы должны отступать. По-настоящему трудным становится то, чего мы не делаем, – говорит Эдмонд Уэллс.

Сатиры успокаиваются. Пан хлопает меня по плечу, пожимает мне руку.

Я рад нашей встрече, Мишель. Я буду рассказывать о ней детям, они будут очень смеяться.

Я принимаю этот комплимент. Пан склоняется в старомодном поклоне и целует руку Афродиты.

– Приятно было познакомиться с вами… мадемуазель Афродита.

Он произносит «мадемуазель» так, что становится ясно, что для него она никогда не станет «мадам». Затем он по очереди прощается с Эдмондом, Эдипом, Орфеем.

– Я восхищен вашим мужеством, – говорит он на прощание. – Я бы и сам хотел побороть страх и перейти мост. Но, возможно, я слишком стар или труслив, чтобы отправиться в ад.

– Если этот тот же, в котором я уже был, – отвечает Орфей, – то там довольно сносно.

– Как знать… Тут все похоже на то, о чем рассказывают мифы, но не совсем. Мне кажется, ад на Эдеме не похож ни на один другой.

И на его лице снова появляется насмешливое выражение.

Мы вступаем на мост из лиан. Впереди Эдмонд Уэллс, за ним мы с Афродитой, а за нами Орфей, ведущий своего слепого друга.

Мост покрыт мхом, ноги скользят. Доски, настеленные поверх лиан, трещат, куски дерева отваливаются и падают в бездну. Мы изо всех сил цепляемся за трухлявые поручни.

По мере того как мы продвигаемся вперед, все сильнее становится запах гнили. Похоже, в аду воняет как на гигантской свалке.

Эдип с трудом пробирается по мосту, но Орфей терпеливо помогает ему. Афродита снимает сандалии. Дальше она идет босиком. Я так отчаянно цепляюсь за поручни, что костяшки пальцев побелели.

Мы прошли уже метров сто. Сатиры по-прежнему смотрят нам вслед. Туман впереди все такой же плотный. Мы входим в него.

– Впереди что-нибудь видно?

– Нет, ничего. Будьте осторожны, доски совсем прогнили.

Дышать все труднее. По ногам дует ледяной ветер.

– Ну, что там?

– Пока ничего не видно.

Вокруг раздается какой-то шум. Это вороны, возвещающие о нашем прибытии.

Мы идем, но мост все не кончается.

– Неужели конца этому не будет? – взрывается Эдип.

– Мост действительно очень длинный, – отвечает ему Орфей, – и мне кажется, туман сгущается.

– О том, чтобы повернуть назад и речи быть не может, – говорит Эдмонд Уэллс. – Мы уже ближе к этому краю, чем к тому, откуда начали.

Внезапно над нашими головами раздаются странные звуки, не похожие на крики воронов. Нам то и дело приходится перепрыгивать через дыры в мосту, перебираться по поручням. Для Эдипа это действительно тяжелое испытание.

Я перебираюсь, держась за поручни руками, под ногами зияет пустота, и вдруг на меня нападает ворон. Я наношу ему удар ногой, но ему на подмогу уже спешат другие. Они задевают меня крыльями. Один из них кидается на меня, готовясь ударить клювом в грудь. Я уклоняюсь, и он разрывает рюкзак. Тетрадь Фредди Мейера и припасы, которые дали нам сатиры, падают в пропасть. За ними вот-вот последует и шкатулка со сферой Земли-18. Я замираю, стараюсь не шевелиться. Но другой ворон нападает на меня. Получив удар в живот, я подскакиваю от боли, драгоценная шкатулка вываливается из рюкзака.

Афродита, уцепившись одной рукой за поручни, Другой успевает подхватить ее. Я благодарно киваю ей.

– Едва успела, – замечает она.

Я сжимаю ручку шкатулки зубами, и мы продолжаем путь. Вкус ржавчины во рту успокаивает меня.

Дельфина в шкатулке. Шкатулка у меня в зубах.

Я чувствую себя как цихлиды, рыбы, обитающие в озере Малави, которые переносят своих детей во рту, чтобы защитить их. Под ногами теперь снова доски, сначала такие же трухлявые, как до сих пор, потом более прочные. Наконец есть куда поставить ногу. Вороны по-прежнему кружат над нами, но мы разгоняем их при помощи анкхов, многих убиваем, а остальные предпочитают держаться на расстоянии.

Туман начинает рассеиваться.

– Я вижу край пропасти! – восклицает Эдмонд Уэллс.

– Я вижу деревья, – добавляет Афродита.

– А я уже сомневался, что этот мост вообще куда-то ведет, – устало вздыхает Эдип.

– В самом деле, когда я впервые побывал в аду, мне не пришлось подвергаться таким испытаниям, – говорит Орфей.

Мы быстро идем вперед по прочным доскам. Зловоние становится слабее. И вот мы ступаем на землю.

– Спасибо, – шепчу я Афродите.

– Это получилось само собой, – отвечает она, словно извиняется за то, что спасла соперницу.

Растительность вокруг гораздо гуще, чем на том краю. Огромные деревья отбрасывают тень, и все внизу погружено во мрак. Ветер свистит в ветвях, время от времени принося с собой волны тошнотворного запаха.

Афродита крепко сжимает мою руку.

– Давайте я пойду вперед, разведаю, что там, – предлагает Орфей. – Мне кажется, я узнаю места. Если мы пойдем прямо, скоро должен появиться вход.

Я иду позади, помогаю Эдипу. Мы поднимаемся по склону горы, покрытому лесом. На том краю растительность была похожа на экваториальные джунгли, здесь же она больше напоминает северные непроходимые леса, кругом колючие кусты, дубы с кривыми ветвями.

Мы замечаем, что не одни. Услышав волчий вой, едва ли не радуемся – этот противник нам хотя бы знаком. Прибавляем шагу. Волков становится все больше.

– Они собираются в стаю, чтобы напасть на нас, – говорит Эдмонд Уэллс.

Мы останавливаемся и достаем анкхи. Вокруг продолжается невидимое нам движение.

– Они дождутся темноты, и тогда нападут, – предполагает Эдип.

В этот момент из чащи выскакивают три огромных волка. Из пасти у них капает слюна, глаза налились кровью.

Мы убиваем их выстрелами из анкхов. Но вот уже новая группа хищников с рычанием бросается вперед.

– Они, похоже, голодны.

– Осторожно, справа!

Я убиваю троих одной очередью.

Теперь волки нападают со всех сторон. Их десятки, сотни. Анкх начинает нагреваться у меня в руках, и наконец разряжается. В тот самый момент, когда волк бросается на меня, я хватаю палку и наношу ему удар, размахнувшись, будто играю в теннис. Я отчаянно сражаюсь, мои друзья тоже отбиваются от хищников, но наши силы слабеют, нас вот-вот растерзают… Но вдруг раздается музыка.

Это Орфей, который, спасаясь от волков, забрался на дерево, достал лиру. Волки прекращают кидаться на нас. Они сбиваются в стаю и слушают музыку. Мы встаем, изнемогая от усталости. Наша одежда превратилась в лохмотья.

– Играй, пожалуйста, играй, не останавливайся, – умоляет Афродита.

Орфей играет нежную мелодию, и волки ложатся на землю. Кажется, даже деревья склоняются к Орфею.

– Твоя музыка действует на них! – восхищаюсь я. – Значит, то, что говорится в твоем мифе, – правда? Как тебе это удается?

Орфей перебирает струны лиры, и волки засыпают.

– У каждого из нас есть свой дар, – отвечает Орфей. – Нужно только найти его и развивать.

Он играет другую мелодию. По деревьям пробегает дрожь, их ветви указывают нам путь.

Эдмонд Уэллс замечает в склоне горы, высоко над нашими головами, вход в пещеру, напоминающий раскрытую пасть. Два выступа, находящиеся выше, похожи на глаза, и это еще больше усиливает впечатление, что гора живая.

– Орфей, ты уверен, что это и есть вход в ад? – спрашивает Афродита.

– Во всяком случае, на Земле-1 он выглядел именно так.

Меня снова потрясает мысль, что разные миры связаны между собой. Как объяснил мне Пан, существуют как «горизонтальные» связи между мирами, находящимися на одном уровне, так и «вертикальные», между нижними и верхними мирами.

Олимпия на Эдеме – копия Олимпии на Земле-1.

Боги и чудовища – те же, что в мифах Древней Греции Земли-1.

Страны и цивилизации очень тоже похожи.

Значит, Земля-1 – это основной «источник ссылок»?

Нет, Земля-1 сама находится под влиянием соседних, верхних и нижних миров. Пан дал мне один из ключей к познанию Вселенной.

Земля-1 – шахматная доска, вокруг которой множество других таких же досок. Соединенных невидимыми ветвями.

– Мишель, о чем ты задумался? – спрашивает Афродита.

Она машинально поглаживает морщинки у глаз, словно надеется, что ей удастся стереть их.

– О тебе, – отвечаю я.

– Я счастлива, что мне удалось спасти твою маленькую планету.

Но в ее голосе я слышу некоторое сожаление.

Я стараюсь снова ощутить Здесь и Сейчас. В этом Здесь и Сейчас я переживаю самое опасное приключение вместе с самой красивой женщиной. Одно только «но»: теперь физическая красота не имеет для меня никакого значения.

Важна только красота души. И сейчас моя душа связана с душой одной-единственной женщины в мире, с душой Дельфины.

Где бы я ни был, она со мной. В моем сердце.

– А нельзя ли обойти эту пещеру? – спрашивает Эдмонд Уэллс.

– Смотрите, – отвечает Орфей, – стены вокруг отвесные и гладкие. У нас просто нет выбора.

Мы долго пробираемся через сумрачный лес и выходим на небольшую площадку, похожую на губу, перед самым входом в пещеру. Снова поднялся туман, вокруг почти ничего не видно. Мы медленно идем вперед.

Едва мы приближаемся ко входу, как стая летучих мышей вылетает нам навстречу, задевая крыльями, заставляя распластаться на полу.

– Гостеприимно нас встречают, ничего не скажешь, – замечает Эдмонд Уэллс.

Запах серы и гнили волнами накатывает на нас. Орфей идет впереди. Он подбирает палку, обматывает ее лианами – показывает нам, как сделать факелы. Теперь мы можем освещать себе путь, продвигаясь вперед в пещере, свод которой поднимается на Двадцатиметровую высоту. Орфей извлекает несколько звуков из своей лиры, чтобы понять, насколько просторны коридоры, и успокоить животных, которые могут там находиться. Музыка как оружие.

– Ты никогда не фальшивишь? – спрашивает его Эдмонд Уэллс.

– Фальшивая нота, сыгранная неумело, – это просто фальшивая нота. Фальшивая нота, сыгранная уверенно, – это импровизация.

Вода капает со сталактитов. Вдруг из коридора, уходящего вбок, доносится порыв ветра.

– Это настоящий лабиринт. Наверное, нужно было оставлять метки на стенах, чтобы потом выбраться из него, – замечает Эдип.

– Если это похоже на тот ад, в котором я был, – говорит Орфей, – выйти через вход не удастся.

– В любом случае, – замечает Эдмонд Уэллс, – выход, который нам нужен, находится наверху, так что нам все равно придется подниматься.

Афродита все-таки поднимает ком серы и чертит желтый крест на стене.

Мы идем дальше через анфилады пещер, которые соединены с другими анфиладами. Зловоние приобретает новые оттенки, летучие мыши, которые попадаются нам по дороге, становятся все более упитанными.

– Ты точно знаешь, куда нас ведешь? – спрашивает Афродита Орфея.

Он снова берет несколько нот, которые повторяет эхо.

В этот момент мы оказываемся на перекрестке, и видим желтый крест, который нарисовала Афродита.

– Мы заблудились, – горестно восклицает она. – Мы ходим по кругу.

– Нет, нет, здесь точно есть правильный путь, – говорит Орфей.

Мы выходим в новый туннель, который ведет наверх. Запах и цвет стен здесь другой. На стене опять желтый крест, но мы уверены, что еще не были здесь.

– Мне страшно, – шепчет Афродита, вцепляясь в мою руку.

Мы идем вперед, от одного желтого креста к другому, и вдруг видим, как следующий сам собой появляется на стене.

– Это дьявол!.. Он рисует кресты, чтобы заманить нас в ад, – с ужасом шепчет Афродита.

– Это кто-то в шлеме-невидимке Аида, – поправляет ее Эдмонд Уэллс, указывая на следы у стены, на которой появился желтый крест.

– Человек-невидимка!

– Люди-невидимки, – уточняю я, заметив, другие следы вокруг нас.

Мы понимаем, что окружены людьми, которые рассматривают нас, но мы их не видим.

Желтые отметины приводят нас в огромную пещеру, посреди которой протекает подземная река. У причала привязана длинная лодка, а в ней сидит кто-то в одежде венецианского гондольера. На нем шляпа с зеленой лентой, которая скрывает его лицо, и длинный плащ.

– Это Стикс, река мертвых, – бормочет Орфей, пряча лиру. Он вспоминает, что с ним случилось, когда он в прошлый раз был здесь.

– Или копия этой реки, – говорит Эдмонд Уэллс.

– Человек в лодке – это Харон, перевозчик мертвых, – еле слышно шепчет Афродита.

– И что мы будем делать? – беспокоится Эдип.

– Не время отступать, – говорит Орфей. – Слишком поздно. Продолжим наш путь. Посмотрим, куда он нас приведет.

Мы входим в лодку, и гондольер встает с едва слышным смешком. Он погружает длинное весло в воду, которая кажется плотней обычной воды. Лодка начинает скользить по реке, над которой стоит легкий туман.

Стикс.

Наша странная лодка со странным рулевым проплывает под сводами мрачных пещер. Повсюду сверху свисают сталактиты.

Вдруг течение становится более быстрым. Лодочник ведет лодку, лавируя между торчащими из воды сталагмитами. Время от времени тусклый свет падает на его лицо, и я вижу, как он улыбается.

Река разветвляется. На берегу притока сидят люди в лохмотьях и плачут. Эдмонд Уэллс напоминает нам, что это Коцит, о котором он писал в своей «Энциклопедии».

Коцит, первый приток, река плача.

Дальше еще один приток. По его берегам медленно по кругу бродят люди с потусторонним взглядом.

Лета, второй приток, река забвения.

Наша лодка скользит все быстрее по зеленым водам. Едкий удушливый запах. Новый приток – река, покрытая пятнами пылающего бензина. Люди на ее берегах корчатся, как от ожогов, их кожа свисает лохмотьями.

Флегетон, третий приток, огненная река.

Дальше Стикс течет между берегов, на которых дерутся люди. Они царапаются и кусаются, пинают друг друга ногами, таскают за волосы.

Стикс, четвертая, главная река, река ненависти.

Некоторые люди падают в зеленую воду и продолжают драться в воде, обдавая брызгами тех, кто остался на берегу. Дальше берег становится красным. Вокруг огромных костров одни существа в лохмотьях привязывают других к пыточным орудиям, утыканным гвоздями или к колесам для четвертования, волокут их к виселицам. Они вешают и подвешивают, избивают хлыстами, жгут и режут бритвами. Нас оглушают вопли.

Лицо нашего рулевого все еще скрыто шляпой, но мы видим, что он усмехается.

Красные берега остаются позади, начинается серая территория. Со свода пещеры капает, будто пошел дождь.

Я поднимаю голову и вижу, что весь свод покрыт плачущими головами.

– Вот из этих слез и состоит Стикс, – говорит Орфей.

Я вглядываюсь в лица и, мне кажется, узнаю одного…

Люсьен Дюпре.

Богоубийца.

Если он здесь, то, может быть, и Мата Хари тоже.

Я не могу удержаться и кричу:

– Мата!

Множество женских голосов отвечают мне:

– Я Мата! Я здесь!

– Нет, это я! Я здесь!

– Нет, здесь!

– Я Мата! Освободи меня отсюда!

– Нет, освободи меня!

– Сюда, сюда! Я твоя Мата! Пронзительные женские голоса воют вокруг. Харон усмехается, сидя на носу лодки. Его лицо скрывает тень огромной шляпы.

– Успокойся, – шепчет Афродита, – ее здесь нет. Я вырываюсь и продолжаю вглядываться в головы, висящие под сводами пещеры.

Наконец лодка причаливает, и Харон молча указывает, куда нам дальше идти.

Мы спускаемся по мрачной лестнице. Вокруг сильно пахнет гнилью. Желтые кресты, такие же, как тот, который нарисовала Афродита, появляются на стенах.

Невидимые существа снова здесь.

В пыли появляются следы. Мы идем вперед.