←К оглавлению |
Карлос Кастанеда – Отдельная реальность |
Я выполнил все поручения дона Хуана и думал, что он опять отправит меня домой, как делал последние несколько раз. Но он сказал, чтобы я остался, а на следующий день, 28 июня 1969 года, около полудня, предложил снова выкурить смесь.
– Что, опять в гости к стражу?
– Ни в коем случае. На этот раз – кое-что совсем другое.
Дон Хуан спокойно набил трубку, раскурил и протянул мне. У меня не было никаких предчувствий или опасений. После того, как я выкурил трубку, дон Хуан забрал её у меня и помог мне встать. До этого мы с ним сидели напротив друг друга на двух циновках, которые он положил посреди комнаты. Он сказал, что мы идём немного прогуляться, и слегка подтолкнул меня к двери. Я шагнул, ноги подкосились, и я рухнул на колени. Дон Хуан взял меня под руку и снова поставил на ноги.
– Ты должен идти. Вспомни, как ты встал прошлый раз. Иди тем же способом. Используй волю.
Но я словно врос в землю. Попытавшись сделать шаг правой ногой, я чуть было не потерял равновесие. Слегка поддерживая под правую подмышку, дон Хуан подтолкнул меня к двери, но ноги не держали, и я непременно расквасил бы физиономию, если бы он вовремя не схватил меня за руку, смягчив падение. Он крепко взял меня под правую руку и прислонил к себе. Я ничего не чувствовал, но был уверен, что моя голова лежит у него на плече, потому что видел всё под наклоном. Он вывел меня на веранду и начал водить по ней. Дважды мы с трудом обошли её, но в конце концов я отяжелел настолько, что он уронил меня на пол. Я знал, что теперь ему не под силу сдвинуть меня с места. Я чувствовал, как что-то во мне вполне целенаправленно словно наливалось свинцом. Дон Хуан даже не пытался меня поднять. Какое-то время он смотрел на меня; я лежал на спине к нему лицом. Когда я попытался ему улыбнуться, он засмеялся, а потом наклонился и хлопнул меня по животу. Ощущение было очень странное – не боль, не что-то приятное, а что-то, о чём я не знал даже как подумать. Что-то типа толчка. Сразу же после этого дон Хуан принялся меня катать. Я всё так же ничего не чувствовал, но увидел, как вся веранда вдруг пришла во вращательное движение. Установив, наконец, меня в требуемое положение, он отошёл на пару шагов.
– Вставай! – приказал он. – Вставай так, как в прошлый раз, не морочь мне голову, ты знаешь как нужно вставать. Встал! Ну!
Я настойчиво пытался вспомнить те действия, которые выполнял в таких случаях. Но я не мог ясно думать. Было так, как будто мои мысли хотели своего, как бы сильно я ни старался контролировать их. Наконец, мне пришла мысль, что если я скажу: «Встаю», как я это делал раньше, то непременно встану. Я сказал «Встаю», громко и отчётливо, но ничего не случилось.
Дон Хуан посмотрел на меня с явным неудовольствием, обошёл вокруг и направился к двери комнаты. Я лежал на левом боку, лицом к входной двери, через которую был виден двор перед домом. Когда дон Хуан скрылся из виду, я тотчас же решил, что он ушёл в комнату, и громко позвал:
– Дон Хуан!
Он не отвечал.
Мною овладело непреодолимое чувство бессилия и отчаяния. Я хотел встать. Я говорил «Встать» снова и снова, как будто это было магическим словом, которое могло заставить меня сдвинуться. Но ничего не случилось. Я расстроился и испытал раздражение. Мне хотелось биться головой о дверь и плакать. Я проводил мучительные моменты, в которые мне хотелось двигаться или говорить, но я не мог ни того, ни другого. Я был действительно неподвижен, парализован. Наконец, мне удалось промычать:
– Дон Хуан, помоги!
Дон Хуан вернулся и уселся передо мной. Он засмеялся и сказал, что я впадаю в истерику и что все мои переживания не имеют никакого значения. Подняв мне голову и глядя в глаза, он сказал, что я поддался постыдному страху, и велел прекратить панику.
– Не усложняй себе жизнь, – сказал он, – выбрось из головы всё, что лишает тебя душевного равновесия. Успокойся и приведи себя в порядок.
Он опустил мою голову на землю, перешагнул через меня, и я услышал шарканье его сандалий; больше я ничего не мог воспринимать. Опять он ушёл.
Первым мои побуждением было снова начать беситься. Но энергии на это не хватало. Вместо этого я обнаружил, что вхожу в состояние редкостной ясности, и испытал чувство огромного облегчения. Я понял, в чём заключается сложность моей жизни, которую имел в виду дон Хуан. Это – мой маленький сын. Больше всего мне хотелось быть ему настоящим отцом. Я представлял, как я буду выковывать его характер, гулять с ним, вообще – «учить его жизни». Но мысль о том, что мне придётся принуждать его вести образ жизни, подобный моему, была мне отвратительна. Тем не менее, став «примерным отцом», я неизбежно вынужден буду заниматься именно этим – заставлять его жить так, как удобно мне – либо силой, либо хитрым сочетанием аргументов, которое у нас принято называть «пониманием».
– Надо оставить его в покое, – подумал я, – и не цепляться к нему. Я должен предоставить ему свободу.
Мысли о сыне ввергли меня в депрессивное состояние. Я начал всхлипывать, глаза наполнились слезами, и изображение веранды поплыло. Вдруг очень захотелось встать и найти дона Хуана, рассказать ему о малыше и всё объяснить. В следующее мгновение я уже смотрел на то, что меня окружало, из нормального положения – я стоял на ногах! Повернувшись к двери, ведущей в комнату, я увидел дона Хуана. Он стоял прямо передо мной. Я понял, что он стоял здесь всё время и никуда не уходил.
Я не чувствовал, что иду, но, видимо, сделал несколько шагов, так как явно приблизился к дону Хуану. Дон Хуан подошёл ко мне и взял меня под руки. Его лицо находилось совсем рядом.
– Молодец, очень хорошо! – похвалил он.
В то же мгновение я вдруг осознал, что происходит нечто совершенно необыкновенное. Сначала показалось, что я просто вспоминаю случай многолетней давности. Тогда я тоже смотрел на лицо дона Хуана с очень близкого расстояния после курения смеси. В тот раз мне казалось, что я вижу его лицо так, словно оно находится в прозрачном сосуде с водой. Оно было огромным, светящимся и состояло из чего-то текучего и непрерывно двигавшегося. Но тогда эта картинка исчезла, едва мелькнув перед глазами, и я ничего не успел запомнить. Сейчас, однако, дон Хуан держал меня, чтобы я не упал, и времени на то, чтобы разглядеть его лицо, было предостаточно. После того как я смог встать и повернуться, я ясно увидел дона Хуана – знакомого мне дона Хуана. Он подошёл ко мне и взял меня под руки. Это я тоже мог утверждать с полной определённостью. Но, сфокусировав взгляд на его лице, я не увидел того дона Хуана, которого привык видеть. Вместо него перед моими глазами предстало нечто большое и странное. Я знал, что это нечто – лицо дона Хуана, но знал не благодаря своему восприятию, а скорее как результат логического умозаключения – в конце концов, ведь за мгновение до этого «знакомый мне дон Хуан» держал меня под руки. Следовательно, странный светящийся предмет у меня перед глазами должен быть его лицом. Кроме того, в нём было что-то очень знакомое и свойственное лицу дона Хуана, но в то же время какое бы то ни было сходство с его «реальным» лицом в этом светящемся объекте отсутствовало. То, на что я смотрел, было круглым предметом, излучавшим свой собственный свет. Каждая его точка находилась в непрерывном движении. Это было сдержанное, волнообразное и ритмичное течение замкнутого в самом себе потока, никогда не выходящего за определённые границы. В то же время каждая точка на поверхности объекта переливалась каким-то собственным движением. В голову пришло, что именно так, должно быть, переливается жизнь. Действительно, движение было настолько живым и текучим, что захватило и даже загипнотизировало меня. Чем дольше я его созерцал, тем труднее было оторваться, и в конце концов я перестал отдавать себе отчёт в том, что за явление у меня перед глазами.
Вдруг я почувствовал толчок, светящийся предмет запрыгал, словно его трясли, потускнел, стал плотным и неподвижным и, наконец, превратился в знакомое смуглое лицо дона Хуана. Он спокойно улыбался. Но изображение его «настоящего» лица сохранялось буквально мгновения, а потом оно вновь начало излучать свечение. Правда, это не был свет в том виде, как мы привыкли его воспринимать. Его нельзя было так же назвать сиянием. Я бы сказал, что это было собственно движение, какое-то невероятно быстрое мерцание, движение в движении. Светящийся предмет опять запрыгал вверх-вниз и утратил волнообразную текучесть. Яркость стала уменьшиться, снова появилось «плотное» лицо дона Хуана – то, к которому я привык. В этот момент до моего сознания слабо дошло, что дон Хуан трясёт меня. Он что-то говорил. Я ничего не понимал, но он тряс меня до тех пор, пока я не начал слышать.
– Не смотри на меня! Не смотри на меня!
Он тряс меня, видимо, для того, чтобы нарушить устойчивую фиксацию взгляда. Я определённо не видел светящегося объекта до тех пор, пока не начинал пристально вглядываться в его лицо. Отведя взгляд от его лица, боковым зрением я видел «плотного» дона Хуана, то есть вполне нормальное трёхмерное изображение его тела. Правда, не совсем обычным было то, что, практически не глядя на него, я воспринимал не только лицо, но и всё тело. Однако стоило мне лишь на миг сфокусировать взгляд, как тут же лицо дона Хуана превращалось в светящийся объект.
– Вообще на меня не смотри, – зловеще сказал дон Хуан.
Я отвёл глаза и уставился в пол.
– В принципе не фиксируй взгляд. Ни на чём, – приказал дон Хуан и отступил в сторону, чтобы помочь мне идти.
Я не чувствовал шагов, и сейчас мне трудно судить, насколько уверенно мне удавалось переставлять ноги, однако с помощью дона Хуана – он держал меня под руку – я умудрился пройти за дом и добраться до оросительной канавы.
– Теперь созерцай воду, – велел дон Хуан.
Я посмотрел на воду, но созерцание у меня не выходило – отвлекало течение. Дон Хуан шутливо призывал меня потренировать «силу созерцания», но я не мог сосредоточиться и снова уставился на его лицо. Свечение больше не появлялось.
Во всём теле возник зуд, похожий на ощущение, которое бывает в руке или ноге, которая затекла во время сна. Появились подёргивания в мышцах ног. Дон Хуан затолкал меня в воду, и я пошёл на дно. Канава была мелкой, и когда я лёг на дно, он тут же вытащил меня обратно за правую руку, которую не отпускал с самого начала.
Приходил в себя я довольно долго. Когда через несколько часов мы вернулись в дом, я попросил его объяснить, что со мной происходило. Переодеваясь, я с воодушевлением описывал ему свои видения, но он поставил на них большой жирный крест, заявив, что они не стоят и выеденного яйца.
– Подумаешь, большое дело, – говорил он, поддразнивая меня. – Сияние он видел! Тоже мне...
Я требовал объяснений. Тогда он встал и сказал, что ему нужно кое-куда сходить. Было пять часов вечера.
На следующий день я снова пристал к нему, требуя объяснить странные вещи, которые со мной происходили накануне.
– Дон Хуан, это было видение?
Он молчал, загадочно улыбаясь, а я всё настойчивее требовал ответа.
– Скажем так: видение – это нечто подобное, – наконец, произнёс он. – Ты созерцал моё лицо и видел его как светящийся объект. Дымок иногда позволяет наблюдать такие вещи. Ничего особенного в этом нет.
– А чем отличается видение?
– Когда видишь, мир теряет привычные черты. Всё, что ты видишь, ты видишь впервые, оно ни на что не похоже. Мир невероятен!
– Почему невероятен?
– Потому что не остаётся ничего знакомого, ничего узнаваемого. Всё, что ты созерцаешь, превращается в ничто! Вчера ты не видел. Ты созерцал моё лицо и, поскольку ты меня любишь, видел моё свечение. Я не был ужасен, как страж, наоборот – красив и интересен. Однако это было не видение, так как я не превратился для тебя в ничто. Но это был первый реальный шаг к видению. Твоя единственная ошибка была в том, что ты сосредоточился на мне, «зацепился» за мою личность. И в этом смысле я для тебя ничуть не лучше стража. В обоих случаях ты не справился и не видел.
– Ты говоришь, что всё превращается в ничто. Как понять это? Вещи исчезают?
– Нет, не исчезают. Они не пропадают, если ты это имеешь в виду. Всё остаётся на своих местах, но в то же время превращается в ничто.
– Я не понимаю тебя, дон Хуан!
– Ты чертовски настойчив, когда дело доходит до болтовни! – с серьёзным видом воскликнул дон Хуан. – Слушай, может, мы неправильно вычислили твоё обещание, а? На самом деле ты, наверное, обещал никогда не прекращать болтовню.
Дон Хуан говорил довольно сурово. На лице его было выражение озабоченности. Я хотел рассмеяться, но не решился, поверив, что он и в самом деле серьёзен. Но он засмеялся. Я сказал, что начинаю нервничать, если долго не разговариваю.
– Давай пройдёмся, – предложил он.
Он повёл меня к выходу из каньона, тянувшегося между холмами. Мы шли около часа. Добравшись, мы немного отдохнули, а потом дон Хуан повёл меня сквозь густой колючий кустарник к источнику, вернее, к тому месту, где когда-то был источник. Но сейчас там было так же сухо, как и везде вокруг.
– Сядь в центре источника, – велел он.
Я повиновался и сел.
– А ты что, не собираешься здесь садиться? – спросил я, заметив, что он присматривает место возле камня у подножия холма, метрах в двадцати от источника.
Он ответил, что понаблюдает за мной отттуда. Я сидел, подтянув колени к груди. Он велел мне поджать под себя левую ногу, а правую оставить согнутой с поднятой коленкой. Сжатой в кулак правой рукой я должен был опереться о землю, а левую руку согнуть в локте на уровне груди. Дон Хуан сказал, чтобы я сел в такой позе лицом к нему и расслабился, но, как он выразился, «не распускался». Когда я таким образом приготовился, он вытащил из сумочки какую-то беловатую верёвочку, связанную в петлю. Надев петлю на шею, он сильно натянул её левой рукой. Получились две струны, одну из которых он натянул правой рукой. Она издала протяжный вибрирующий звук.
Он немного ослабил натяжение своего «инструмента» и сказал мне особое слово, которое я должен был выкрикивать, если вдруг почувствую, что на меня кто-то набросился.
Я спросил, кто может на меня наброситься. Он велел мне молчать. Потом рукой подал знак, что начинает, но не начал, а сказал, что, если нападение примет очень уж угрожающий характер, то мне следует применить боевой приём, которому он научил меня несколько лет назад. Этот приём является частью техники магической защиты. Он используется в особо опасных и критических ситуациях и представляет собой нечто вроде танца, во время которого носком левой ноги ритмично ударяют по земле, хлопая при этом себя изо всех сил по правой ляжке.
Я почувствовал себя очень неуютно и хотел спросить, чего ради он меня сюда затащил, но дон Хуан не дал мне даже рта раскрыть, начав дёргать струну. Он дёрнул её несколько раз с промежутками секунд двадцать. Я обратил внимание на то, что каждый раз он изо всех сил натягивает петлю, так что рука и шея дрожали от напряжения. Звук получался очень чистый, и я заметил, что, дёргая струну, он, кроме того, особым образом вскрикивает. Сочетание звука струны и этого выкрика порождало какие-то невероятные, ни на что не похожие вибрации.
На меня пока никто не нападал, но глядя на напряжённое тело дона Хуана и вслушиваясь в зловещие сверхъестественные звуки, я почти вошёл в транс.
Дон Хуан немного расслабился и оглянулся на меня. Пока он играл, я видел только его спину – он стоял, повернувшись лицом в том же направлении, что и я, то есть на юго-восток.
– Когда я играю, не смотри на меня, но ни в коем случае не закрывай глаза. Смотри в землю перед собой и слушай.
Он снова натянул струну и заиграл. Я смотрел в землю и слушал, сосредоточившись на звуке. Ничего подобного мне в жизни слышать не доводилось.
Меня охватил страх. Раскаты потустороннего звука заполнили каньон и «высекли» из скал эхо. Я отчётливо слышал, как звук, издаваемый доном Хуаном, возвращается ко мне со всех сторон, отражаясь от стен каньона. Дон Хуан натянул струну сильнее, и звук стал выше, а тон эха – ниже. Потом эхо сконцентрировалось в одной точке – на юго-востоке.
Дон Хуан начал постепенно ослаблять натяжение струны, тон звука понижался до тех пор, пока не послышался последний низкий тупой удар. Он свернул верёвочку, спрятал её в сумку, подошёл ко мне и помог подняться на ноги. Я обнаружил, что мышцы рук и ног у меня окаменели, одежда буквально пропиталась потом. Я и понятия не имел, что так сильно потел, когда он играл. Резало глаза, которые воспалились оттого, что в них затекли струйки пота.
Дон Хуан практически оттащил меня от места, где я сидел. Я хотел что-то сказать, но он закрыл мне рот ладонью.
Обратно мы пошли не той дорогой, по которой пришли. Дон Хуан повёл меня в обход. Мы вскарабкались наверх по склону каньона, по холмам ушли довольно далеко в сторону от его устья, и только потом повернули к дому.
Весь обратный путь мы проделали молча и пришли, когда уже совсем стемнело. Я снова попытался что-то сказать, и опять дон Хуан зажал мне рот.
Мы ничего не ели и не зажигали керосиновую лампу. Дон Хуан перенёс мою циновку в свою комнату и кивнул на неё. Я решил, что он предлагает мне ложиться спать.
– У меня есть для тебя хорошее занятие, – сказал дон Хуан на следующее утро, едва я протёр глаза. – Как раз то, что тебе нужно. Начнёшь сегодня же. У нас нет времени, ты ведь знаешь.
После долгой неловкой паузы я почувствовал, что нужно расспросить его о вчерашнем:
– Дон Хуан, что ты делал со мной вчера?
Он хихикнул совсем как ребёнок.
– Стучался к духу источника. К такого типа духам нужно стучаться, потому что если источник высыхает, то дух забирается внутрь горы. Дух этого источника дремал, но вчера мне удалось его разбудить, скажем так. Впрочем, он ничего не имел против и даже указал нам «твоё» направление, – и дон Хуан кивнул на юго-восток.
– Что это за штука – струна, на которой ты играл?
– Духоловка.
– Можно посмотреть?
– Нет. Я тебе когда-нибудь сделаю. Или, пожалуй, лучше ты сам себе сделаешь, когда научишься видеть.
– А из чего она?
– Моя – это дикий вепрь. Когда у тебя будет своя духоловка, ты поймёшь, что она – живая и может научить тебя издавать различные звуки, которые ей нравятся. По мере тренировки ты как следует освоишь свою духоловку, и вместе вы сможете издавать звуки, полные силы.
– Зачем ты водил меня на поиски духа источника?
– Скоро узнаешь.
Было утро – половина двенадцатого. Мы сидели в тени рамады. Я только что выкурил трубку смеси.
Когда тело полностью «отключилось», дон Хуан велел мне встать, что я и проделал поразительно легко. Он немного помог мне сделать первый шаг. Лёгкость, с которой я управлял телом, меня удивила – практически самостоятельно я дважды обошёл рамаду. Дон Хуан всё время шёл рядом, но не направлял меня и не поддерживал. Затем он взял меня под руку, повёл за дом к канаве и велел созерцать воду, ни о чём не думая.
Я попытался сфокусировать взгляд на воде, но её движение отвлекало. Мысли начали блуждать, цепляясь за детали окружающей обстановки, взгляд – тоже. Дон Хуан взял меня за голову, встряхнул и ещё раз велел смотреть на воду и ни о чём не думать. Он сказал, что созерцание движущейся воды – дело сложное, но следует проявить настойчивость. Я трижды пытался, и каждый раз меня что-нибудь отвлекало. Каждый раз дон Хуан терпеливо меня встряхивал. Наконец я обнаружил, что сознание и взгляд зафиксировались-таки на воде – я не видел движения, погрузившись в созерцание её текучести. Вода стала выглядеть по-другому. Она как бы потяжелела и приобрела серовато-зелёный оттенок. Рябь, образованная течением, была чрезвычайно отчётливой. Вдруг я почувствовал, что смотрю не на массу текущей воды, а на её изображение – то, что было у меня перед глазами, напоминало застывший сегмент, словно вырезанный из потока воды. Рябъ была неподвижной. Я мог разглядеть каждый её изгиб. Потом она начала светиться зелёным светом, испуская что-то вроде зелёного тумана. Его становилось всё больше, он светился всё ярче, пока не превратился в ослепительно яркое сияние, которым было залито всё.
Сейчас я не могу сказать, сколько времени я так просидел, созерцая туман. Дон Хуан меня не трогал, я полностью превратился в зелёное мерцание, которое окутывало и успокаивало меня. Не было ни мыслей, ни ощущений – только исполненное покоя осознание растворения в зелёном умиротворяющем сиянии.
Следующее, что я осознал, было ощущение холода и сырости. Постепенно прийдя в себя, я понял, что лежу на дне канавы. В носоглотку попала вода, я проглотил её и закашлялся. В носу начало жечь. Я несколько раз чихнул, встал и снова чихнул с такой силой, что изрядная порция газов с характерным звуком вышла из анального отверстия. Дон Хуан хлопнул в ладоши и засмеялся.
– Тело пердит – стало быть, живое! – прокомментировал он.
Он знаком велел следовать за ним, и мы отправились в дом.
Хотелось покоя. Мне почему-то казалось, что настроение моё будет угрюмо-отрешённым. Однако ни усталости, ни меланхолии не было. Наоборот, я чувствовал себя прекрасно и, быстро переодевшись, даже начал насвистывать. Дон Хуан с интересом взглянул на меня и изобразил на лице удивление: вытаращил глаза и раскрыл рот. Мне стало очень смешно – я смеялся гораздо дольше, чем это соответствовало ситуации.
– Да ты и впрямь шутник! – заметил он и сам расхохотался.
Я объяснил, что приобретение привычки становиться мрачным после курения смеси не входит в мои планы. Потом я вспомнил встречи со стражем и сказал дону Хуану, что каждый раз после того, как он вытаскивал меня из оросительной канавы, я чувствовал, что видение – где-то рядом, стоит только внимательно смотреть на что-нибудь достаточно долго.
– Это не то. Смотреть, сохраняя покой, и видеть – это разные вещи, и второе вовсе не обязательно вытекает из первого, – сказал он. – Видение – это технический приём, которым некоторые из нас заведомо не владеют.
Он уставился на меня, как бы давая понять, что я отношусь именно к этой категории людей.
– Ты в силах идти? – спросил он.
Я ответил, что чувствую себя прекрасно, и это вполне соответствовало истине. Я не был голоден, хотя с самого утра ничего не ел. Дон Хуан кинул в рюкзак немного хлеба и несколько кусков сушёного мяса, отдал рюкзак мне и кивнул головой, предлагая следовать за ним.
– Куда мы идём? – спросил я.
Он кивком указал в сторону холмов и повёл меня к тому каньону, где был источник. Но в самом каньоне мы не остались, а свернули направо, по скалистому склону взобрались наверх и пошли к вершине одного из холмов. Солнце уже почти коснулось горизонта. Несмотря на прохладу, мне было жарко. Я запыхался и хватал воздух ртом.
Дон Хуан ушёл далеко вперёд и вынужден был остановиться, поджидая меня. Он сказал, что я в отвратительной форме, и мы вряд ли поступим мудро, если пойдём дальше. Я отдыхал около часа. Дон Хуан выбрал большой гладкий валун почти идеально круглой формы и велел мне лечь на него животом вниз. Он велел мне свесить руки и ноги и полностью их расслабить. Полностью расслабившись, я свободно лежал на камне, а руки, ноги и голова свисали вниз. Спина изогнулась, так что поясница была вверху. В этой позе я провёл примерно пятнадцать минут. Потом дон Хуан велел мне перевернуться на спину и расстегнуть одежду, обнажив живот. Он тщательно выбрал немного листьев и кучкой насыпал их на него. Сразу же по всему телу разлилось тепло. После этого дон Хуан взял меня за ноги и развернул головой на юго-восток.
– Теперь позовём дух источника, – сказал он.
Я попытался повернуть голову, чтобы взглянуть на него, но он с силой удержал меня за волосы и объяснил, что из-за плохой физической формы я сейчас очень уязвим, поэтому должен лежать спокойно и неподвижно. Ветки и листья, которые он положил мне на живот, – особенные, они будут меня защищищать. Сам он останется рядом, чтобы в случае чего помочь – вдруг я не справлюсь.
Дон Хуан встал надо мной, прямо за моей головой, так что, поднимая глаза, я мог его видеть. Он вытащил свою «духоловку» и натянул её, но тут заметил, что я за ним наблюдаю. Тогда он легонько щёлкнул меня по макушке костяшками пальцев и велел смотреть в небо, не закрывать глаза и сосредоточиться на звуке. Затем, как бы между прочим, добавил, что если вдруг на меня кто-то нападёт, нужно, не колеблясь, выкрикивать то слово, которое он сказал мне вчера.
Дон Хуан и «духоловка» начали с низкого звука. Постепенно натяжение струны увеличивалось, и я услышал что-то похожее на реверберацию, а потом – чёткое эхо, отозвавшееся с юго-востока. Натяжение всё увеличивалось. Дуэт «дон Хуан – духоловка» был безупречен. Дон Хуан усиливал низкий звук струны, превращая его в пронзительный вопль, завывание, от которого в жилах стыла кровь. В пределе это переходило в жуткий потусторонний визг, с точки зрения всего моего жизненного опыта совершенно невероятный.
Звук метался между горами и вновь возвращался к нам. Я вообразил, что звук возвращается прямо ко мне. Вдруг со мной начало твориться что-то странное – непонятным образом изменилась температура тела. До того, как дон Хуан приступил к извлечению своих диких звуков, мне было тепло и уютно, но когда его завывания достигли пика, меня затрясло, зубы начали стучать, и возникло явственное ощущение, что на меня и впрямь что-то набросилось. В какое-то мгновение я заметил, что небо потемнело – я смотрел вверх, но не осознавал его. Жуткая паника охватила меня, и я что было сил заорал заветное слово.
Дон Хуан сразу же начал сбавлять интенсивность, звуки сделались менее душераздирающими, но легче мне от этого не стало.
– Заткни уши, – буркнул дон Хуан.
Я зажал уши ладонями. Через несколько минут дон Хуан прекратил издавать звуки и подошёл ко мне. Убрав листья и ветки с моего живота, он помог мне встать и аккуратно сложил их на тот камень, где я отдыхал. Из своей сумки он достал другие листья и натёр мне ими живот, а те, что лежали на камне, поджёг.
Когда я хотел сообщить ему, что страшно болит голова, он зажал мне рот ладонью.
Мы сидели там, пока все листья не догорели. К тому времени совсем стемнело. Мы начали спускаться с холма, и меня вырвало.
Когда мы шли вдоль оросительной канавы, дон Хуан сказал, что я сделал достаточно и должен уехать. Я спросил, что такое дух источника, но он жестом велел мне молчать.
– Об этом – в другой раз, – сказал он.
Потом он сменил тему и пустился в длинные объяснения по поводу видения. Я заметил, что не могу писать в темноте, и это досадно. Но он сказал, что стремление всё записывать не позволяет мне сосредоточиться на смысле его слов.
Он говорил, что видение не имеет отношения к союзникам и магическим приёмам. Маг – это человек, способный управлять союзником и манипулировать им в своих целях. Но сам факт управления союзником вовсе не означает, что маг умеет видеть. Я напомнил дону Хуану его слова о том, что не имея союзника, невозможно видеть. Дон Хуан очень спокойно ответил, что пришёл к выводу о возможности видеть не управляя союзником.
– Собственно, почему бы и нет? Ведь видение не имеет никакого отношения к технике магических манипуляций, – сказал он. – Цель всех магических приёмов – воздействие на других людей. А видение на других никак не влияет.
В голове у меня всё встало на свои места. Пока мы шли, я не испытывал ни сонливости, ни усталости, но ужасно хотел есть, и, когда мы пришли, объелся.
Потом я попросил дона Хуана рассказать мне ещё что-нибудь о видении. Он широко улыбнулся и сказал, что я, похоже, окончательно пришёл в себя.
Я спросил:
– Что значит «видение не влияет на других людей»?
– Я уже рассказывал тебе об этом. Видение – это не магия. Правда, его легко спутать с магией, потому что видящий без труда может научится управлять союзником и стать магом. С другой стороны, можно освоить приёмы управления союзником и сделаться магом, но так никогда и не научиться видеть.
Кроме того, видение по сути своей противоположно магии, потому что показывает неважность всего этого.
– Неважность чего, дон Хуан?
– Неважность всего.
На этом разговор закончился. Я был в состоянии глубокого расслабления, говорить не хотелось. Положив под голову свёрнутую штормовку, я удобно устроился на своей циновке, поставил рядом керосиновую лампу и в течение нескольких часов писал.
Вдруг дон Хуан снова заговорил:
– У тебя сегодня здорово получилось с водой. Ты понравился духу источника, и он тебе помогает.
Я вспомнил, что ничего не рассказал ему, и начал было говорить о том, как воспринял воду, но он прервал меня:
– Я знаю. Ты воспринимал светящийся зелёный туман.
– Откуда ты знаешь? – не удержался я от вопроса.
– Видел тебя.
– И что я делал?
– Ничего. Просто сидел, созерцал воду и в конце концов начал воспринимать зелёный туман.
– Это было видение?
– Не совсем, но ты подобрался почти вплотную.
Я заметно воодушевился. Хотелось узнать об этом как можно больше. Он засмеялся и прошёлся по поводу моего нетерпения, заявив, что зелёный туман может воспринять любой дурак – это явление такого же типа, как страж, оно неизбежно возникает при восприятии воды, и в том, что я этот туман увидел, ничего особенного нет.
– Говоря, что у тебя здорово получилось, я имел в виду, что ты не дёргался, как тогда со стражем. Если бы ты завёлся, мне бы пришлось трясти тебя за голову, чтобы оттуда выдернуть. Бенефактор того, кто погружается в зелёный туман, должен всё время быть начеку на случай, если туман поймает ученика. От стража можно улизнуть самостоятельно, но уйти из зелёного тумана без посторонней помощи нельзя. По крайней мере вначале. Потом ты научишься выбираться без меня. А пока мы займёмся другим вопросом.
– Каким?
– Посмотрим, сможешь ли ты увидеть воду.
– Как я узнаю, что вижу или видел её?
– Узнаешь. Неразбериха бывает только когда болтаешь.
←К оглавлению |
Вверх |
Далее |