← К оглавлению |
Карлос КАСТАНЕДА - КНИГА 3. ПУТЕШЕСТВИЕ В ИКСТЛАН |
Суббота, 8 апреля 1962
– Смерть – это личность, дон Хуан? – спросил я, усаживаясь на крыльце.
Во взгляде дона Хуана отразилось замешательство. Он держал сумку с продуктами, которые я ему привёз. Осторожно поставив её на землю, он сел напротив меня. Я почувствовал воодушевление и объяснил, что меня интересует, является ли смерть личностью, или выглядит как некое существо, когда наблюдает за воином во время его последнего танца.
– Какая разница? – спросил дон Хуан.
Я сказал, что меня впечатлил этот образ. Поэтому мне интересно, каким образом дон Хуан к нему пришёл. Откуда он знает, что дело со смертью и последним танцем воина обстоит именно так.
– Всё очень просто, – ответил дон Хуан. – Человек знания видит, и поэтому знает, что последний свидетель – смерть.
– Ты имеешь в виду, что сам видел последний танец воина?
– Нет. Человек не может быть его свидетелем. Только смерть. Но я видел собственную смерть. Она наблюдала за мной, и я танцевал перед ней, как будто умирая. В конце моего танца смерть не позвала меня и не указала ни в каком направлении, а избранное место не вздрогнуло, со мной прощаясь. То есть моё время на земле ещё не было исчерпано, и я не умер. Просто тогда, когда это происходило, я обладал небольшим количеством силы, поэтому мне не дано было понять предначертаний моей смерти. И я верил в то, что умираю.
– Она была похожа на личность?
– Смешной ты человек. Полагаешь, что, задавая вопросы, сможешь всё понять. Я не думаю, что это тебе удастся, но кто я такой, чтобы говорить наверняка? Смерть не похожа на личность. Скорее, это – некое присутствие, присутствие чего-то неопределённого. Можно выбрать разные способы говорить о ней. Можно сказать, что смерть – ничто. И в то же время смерть – это всё. И то, и другое утверждения – верны. Смерть становится тем, что ты хочешь в ней увидеть. Мне легко иметь дело с людьми. Поэтому для меня смерть – это личность. Кроме того, я склонен к мистификации. Поэтому смерть является мне с пустыми глазницами. Я могу смотреть сквозь них, как сквозь два окна. И в то же время они двигаются, как обычные глаза. Поэтому я могу сказать, что смерть пустыми глазницами смотрит на воина, исполняющего свой последний танец на земле.
– Но всё это – именно так только для тебя, дон Хуан, или для любого воина?
– Для любого воина, у которого есть танец силы, это именно так. И в то же время не так. Смерть становится свидетелем последнего танца воина, но каждый воин видит смерть по-своему. Она может быть чем угодно – птицей, светом, человеком, кустом, камнем, туманом или присутствием чего-то неизвестного.
Образы смерти, созданные доном Хуаном, растревожили меня. Я не мог подобрать слов для вопросов. Я даже начал заикаться. Дон Хуан с улыбкой смотрел на меня.
– Ну-ну, давай, давай, – подбодрил он.
Я спросил, зависит ли то, в каком виде воин воспринимает смерть, от его воспитания. В качестве примера я привёл индейцев юма и индейцев яки. Сам я полагал, что именно воспитанием в значительной степени определяется то, как человек видит свою смерть.
– Воспитание не имеет никакого значения, – ответил он. – Всё зависит от личной силы. Личность человека – это суммарный объём его личной силы. И только этим суммарным объёмом определяется то, как он умирает.
– Что такое личная сила?
– Личная сила – это чувство. Что-то вроде ощущения удачи или счастья. Можно назвать её настроением. Личная сила человека и её накопление никак не связаны с его происхождением. Я уже говорил, что воин – это охотник за силой. И я учу тебя тому, как на неё охотиться и как её накапливать. И ты столкнулся с общей для всех нас проблемой – проблемой убеждённости. Тебе необходимо твёрдо верить в то, что личная сила существует, что её можно использовать и накапливать. Но убеждённости в том, что всё это – именно так, у тебя до сих пор нет.
Я сказал, что он всё же своего добился и что ему удалось убедить меня настолько, насколько это вообще возможно. Он засмеялся:
– Это – не та убеждённость, которую я имею в виду.
Два-три раза он мягко ударил меня кулаком по плечу и со смешком добавил:
– Мне не нужны твои комплименты, ты же знаешь.
Я почувствовал, что должен заверить его в своей абсолютной серьёзности.
– Не сомневаюсь, – сказал он. – Но под убеждённостью подразумевается способность к самостоятельным действиям. А для того, чтобы этого добиться, тебе предстоит ещё предпринять усилия. Ты должен сделать ещё очень и очень много. Ведь ты же только начал.
Он немного помолчал. На лице его отразилась безмятежность.
– Ты иногда до смешного напоминаешь мне меня самого, – продолжал он. – Я тоже не хотел становиться на путь воина. Я считал, что вся эта работа никому не нужна. Если нам всё равно предстоит умереть, какая разница – умереть воином или не воином. Но я ошибался. Однако к этому заключению я должен был прийти самостоятельно. Только когда человек сам убеждается в том, что неправ и что разница – невообразимо огромна, тогда он – убеждён. И дальше может продолжать самостоятельно. И даже самостоятельно стать человеком знания.
Я спросил, кого он называет человеком знания. Он ответил:
– Того, кто должным образом неуклонно преодолевает все трудности обучения. Все. Того, кто без спешки и медлительности идёт как можно дальше по пути раскрытия тайн личной силы.
Потом дон Хуан сказал, что это – не тема для обсуждения. Он сказал, что единственное, чем я должен интересоваться, – это накопление личной силы.
– Но я не понимаю! – возразил я. – Мне действительно непонятно, к чему ты ведёшь.
– Охота за силой – дело очень занятное и странное. Сначала – идея, потом – настройка, а потом – бац! Случилось!
– Что случилось? Как именно?
Дон Хуан встал и потянулся. Как обычно, все его суставы захрустели.
– Идём, – сказал он. – Впереди – далёкий путь.
– Но я о многом хочу ещё тебя спросить, – попытался задержать его я.
– Мы идём к месту силы, – сказал он, входя в дом. – Почему бы тебе не приберечь вопросы до того времени, когда мы туда придём? Там у нас, вероятно, будет возможность поговорить.
Я думал, что мы поедем на машине, поэтому встал и направился к ней. Но дон Хуан позвал меня в дом и велел взять сетку с флягами. Пока я собирал сетку, он вышел, и стоял, ожидая меня, на краю зарослей чапараля за домом.
– Нужно торопиться, – сказал он.
Мы шли на запад и около трёх часов дня добрались до отрогов гор Сьерра Мадре. День стоял тёплый, но во второй его половине задул прохладный ветер. Дон Хуан сел на камень и пригласил меня сделать то же самое.
– Чем мы займёмся на этот раз, дон Хуан?
– Ты прекрасно знаешь – мы будем охотиться за силой.
– Да, я знаю. Но что конкретно мы будем делать?
– Ты знаешь, что я не имею ни малейшего представления.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что никогда не имеешь никакого плана действий?
– Охота за силой – непонятная штука, – сказал он. – В ней не может быть никакого предварительного плана. В принципе не может быть. И это делает её особенно захватывающей. Но действует воин так, словно у него есть план. Потому что доверяет своей личной силе. Он твёрдо уверен в том, что она направит его действия в правильное русло.
Я отметил, что его утверждения в некотором смысле противоречивы. Если воин уже обладает личной силой, к чему ему ещё на неё охотиться.
Дон Хуан с притворным недоумением поднял брови.
– Ты охотишься за личной силой, – объяснил он, – а я воин, который ею уже обладает. Ты спросил, есть ли у меня план, а я ответил, что доверяю своей личной силе и что она направит меня, поэтому никакой план мне не нужен.
Немного посидев молча, мы отправились дальше. Склоны были очень крутыми. Подъём давался мне с трудом. Я устал. А выносливости дона Хуана, казалось, не было предела. Он не бежал и не торопился. Он шёл ровно и неутомимо. Я заметил, что он совсем не потел. Он не вспотел даже после подъёма на особенно высокий и почти отвесный склон. Когда я взобрался наверх, он уже сидел там, ожидая меня. Я сел рядом, чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди. Я лёг на спину, и пот буквально ручьями заструился у меня со лба. Дон Хуан рассмеялся и принялся катать меня по земле туда-сюда. Это помогло мне восстановить дыхание.
Я сказал, что его тренированность буквально внушает мне благоговение.
– Я всё время стараюсь привлечь к ней твоё внимание, – сказал он.
– Ты совсем не стар, дон Хуан.
– Конечно нет. И всё время стараюсь, чтобы ты это заметил.
– Как ты это делаешь?
– Я ничего не делаю. Моё тело хорошо себя чувствует только и всего. Я очень хорошо к себе отношусь, и поэтому не вижу причин чувствовать, что устал или что мне не по себе. Секрет заключается не в том, что ты с собой делаешь, а в том, чего не делаешь.
Я ждал разъяснений. Он вроде бы отдавал себе отчёт в моей неспособности понять это его заявление. Он улыбнулся и встал.
– Это – место силы, – сообщил он. – Найди площадку для стоянки на этой вершине.
Я принялся протестовать. Я хотел, чтобы он объяснил, чего мне не следует делать со своим телом. Он оборвал меня повелительным жестом и мягко произнёс:
– Кончай базар. На этот раз от тебя требуются действия. Действия, направленные на то, чтобы измениться. Так что – ищи место. Не важно, сколько времени тебе на это потребуется. Хоть всю ночь. Не имеет значения даже то, найдёшь ты его или нет. Важно то, что ты будешь пытаться его найти.
Я отложил письменные принадлежности и встал. Дон Хуан напомнил мне, как он обычно делал, когда просил найти место для отдыха, что нужно смотреть, не фокусируя взгляда ни на чём и прищурившись так, чтобы изображение было размытым.
Я начал ходить по вершине холма, просматривая землю полуприкрытыми глазами. Дон Хуан шёл в полутора-двух метрах справа от меня и на пару шагов позади.
Сперва я обошёл вершину по периметру, намереваясь постепенно по спирали приблизиться к её центру. Но как только я замкнул периметр, дон Хуан меня остановил.
Он сказал, что я иду на поводу у своего пристрастия к распорядкам и программам. Он добавил, что мне, конечно, удастся систематически покрыть всю площадь вершины, но при таком тупом методе подходящего места мне не отыскать ни за что. И ещё он добавил, что отлично знает, где находится это место, поэтому никакие импровизации с моей стороны не пройдут.
– Как же мне быть? – спросил я.
Дон Хуан заставил меня сесть. Потом сорвал с нескольких кустов по одному листу и дал листья мне. Он сказал, что я должен лечь на спину, расстегнуть ремень и положить листья на кожу в области пупка. Он следил за каждым моим движением и велел обеими руками прижать листья к телу. Затем велел закрыть глаза, предупредив, что если я хочу получить совершенный результат, то не должен ни отпускать листья, ни открывать глаза, ни пытаться сесть, когда он приведёт моё тело в положение силы.
Он схватил меня за правую подмышку и резко крутнул. У меня возникло непреодолимое желание посмотреть сквозь полуприкрытые веки, но дон Хуан прикрыл мне глаза ладонью. Он приказал мне сосредоточиться только на ощущении тепла, которое будет исходить от листьев.
Я немного полежал неподвижно. От листьев начало идти странное тепло. Сначала я почувствовал его ладонями. Потом тепло растеклось по животу, и, в конце концов, залило всё тело. Через несколько минут ступни буквально горели. Всё это напомнило мне случаи, когда я болел с высокой температурой.
Я сообщил дону Хуану о неприятных ощущениях и о том, что хочу снять ботинки. Он сказал, что собирается помочь мне встать, и что я не должен открывать глаза до тех пор, пока он не скажет. А перестать прижимать листья к животу можно будет только после того, как я найду подходящее место.
Когда я уже стоял на ногах, он прошептал мне на ухо, чтобы я открыл глаза и начинал идти, но не по какому-либо плану, а позволив силе тянуть и направлять меня.
Я принялся бесцельно ходить. Жар вызывал дискомфортное ощущение. Я решил, что у меня – высокая температура, и принялся гадать, как дону Хуану удалось этого добиться.
Дон Хуан шёл за мной. Вдруг он издал крик, который почти парализовал меня. Он со смехом объяснил, что резкие звуки отпугивают неприятных духов. Я прищурился и около получаса ходил туда-сюда. За это время дискомфорт сменился качеством приятного тепла. Расхаживая вверх-вниз по холму у вершины, я ощутил лёгкость. Но в то же время я был несколько разочарован. Я почему-то ожидал, что обнаружу какой-либо визуальный феномен, но на периферии моего поля зрения ничего не происходило – не было ни необычных цветов, ни сверкания, ни тёмных масс.
Наконец я устал бродить, прищурившись, и открыл глаза. Я стоял перед небольшим выступом из песчаника. Это был один из скальных выходов на вершине холма. Остальная поверхность была покрыта землёй и утыкана редкими кустиками. Похоже, растительность здесь когда-то сгорела и ещё не вполне восстановилась. По какой-то непонятной причине песчаниковый выступ показался мне красивым. Я долго стоял перед ним а потом просто на него сел.
– Хорошо! Молодец! – сказал дон Хуан, похлопав меня по плечу.
Он велел мне аккуратно вытащить листья из-под одежды и положить их на камень.
Как только я убрал от кожи листья, тело начало остывать. Я пощупал пульс. Вроде нормальный.
Дон Хуан засмеялся и, обратившись ко мне «доктор Карлос», спросил, не хочу ли я подсчитать и его пульс. Он сказал, что то, что я чувствовал, было силой листьев, которая меня очистила, позволив тем самым выполнить задачу.
Со всей искренностью я принялся его уверять, что ничего особенного не делал, а сел на это место просто потому, что устал, и ещё потому, что мне понравился цвет песчаника.
Дон Хуан ничего не сказал. Он стоял в паре метров от меня. Вдруг он отпрыгнул и с невероятной ловкостью отбежал к высокому каменному гребешку поодаль, по пути перемахивая через кусты.
Я встревожился:
– Что случилось?
– Будешь следить, в каком направлении ветер понесёт твои листья. А сейчас быстро их пересчитай и половину опять прижми к животу. Ветер идёт!
Я насчитал двадцать штук. Едва я успел засунуть десять под рубашку, как сильный порыв ветра понёс остальные на запад. Я смотрел, как они летят, скрываясь в бесформенной зелёной массе кустарника, и не мог отделаться от жуткого ощущения, что их целенаправленно сметает воля какого-то сверхъестественного существа.
Вернулся дон Хуан и сел слева от меня лицом на юг.
Мы долго сидели, не произнося ни слова. Я не знал, что сказать. Я чувствовал, что измотан до крайности. Я хотел закрыть глаза. Но не решился. Дон Хуан, должно быть, заметил моё состояние. Он велел мне лечь, положить ладони на живот поверх листьев и попытаться почувствовать себя подвешенным на ложе из «струн», которое он сделал для меня на моём «избранном месте». Я закрыл глаза, и меня охватило то ощущение мира, покоя и самодостаточности, которое я испытывал тогда там, на вершине совсем другого холма. Хотелось выяснить, смогу ли я действительно ощутить, что взвешен в пространстве. Но я уснул.
Я проснулся перед закатом. Сон освежил меня и восстановил силы. Дон Хуан тоже спал. Он открыл глаза одновременно со мной. Было ветрено, но холода я не чувствовал. От листьев исходило тепло, словно на животе у меня горела печка или работал какой-то электрообогреватель.
Я осмотрелся. Место, выбранное мною для отдыха, находилось как бы в небольшой ложбине. На выступе можно было сидеть, как на длинном диване, спинкой которого служила довольно высокая каменная стенка. Я обнаружил, что, прежде чем лечь спать, дон Хуан принёс мои письменные принадлежности и положил их мне под голову.
– Ты правильно определил место, – с улыбкой произнёс он. – И произошло всё именно так, как я говорил. Сила направила тебя к нему без каких-либо планомерных действий с твоей стороны.
– Что это были за листья? – спросил я.
Тепло, которое от них исходило, было для меня явлением загадочным и крайне любопытным. Я спал на ветру без одеяла, без толстой одежды, и мне было хорошо и удобно.
– Листья? Просто листья, – ответил дон Хуан.
– Ты хочешь сказать, что я могу нарвать любых листьев с какого-угодно куста и их действие будет таким же?
– Нет. Я не хочу сказать, что ты можешь сделать это сам. Ты не обладаешь личной силой. Я хочу сказать, что такой эффект могут произвести любые листья в случае, если даст их тебе человек, обладающий силой. Сегодня тебе помогли не листья. Сегодня тебе помогла сила.
– Твоя сила, дон Хуан?
– Думаю, ты вправе говорить, что моя. Но на самом деле это не совсем точно. Сила не может принадлежать никому. Она никогда не бывает ни моей, ни твоей, ни чьей бы то ни было ещё. Некоторые из нас умеют собирать её и накапливать, и могут различными способами передавать другим. Видишь ли, ключевой момент в использовании накопленной силы заключается в том, что её можно применять только для помощи кому-то другому в накоплении силы.
Я спросил, означает ли это, что его сила ограничена только помощью другим. Дон Хуан терпеливо объяснил, что сам для себя он может пользоваться своей личной силой как ему заблагорассудится, в любых делах, в любом направлении. Но когда дело доходит до прямой передачи силы другому человеку, положение изменяется. Переданная сила бесполезна, если человек, её получивший, применяет её для чего бы то ни было, кроме одного – поиска собственной личной силы. Чужая личная сила может быть использована только в поиске своей.
– Всё, что совершает человек, определяется уровнем его личной силы, – продолжал дон Хуан. – Поэтому тому, кто ею не обладает, свершения человека могущественного кажутся невероятными. Обычный человек, как правило, не способен не только поверить в то, что совершает могущественный маг или человек знания, но даже просто уместить в сознании саму возможность этих свершений. Ведь для того, чтобы хотя бы как-то представить себе, что такое сила, ею нужно обладать. Именно об этом я тебе всю дорогу толкую. Но ты не понимаешь. И я об этом знаю. Ты не понимаешь не потому, что не хочешь, а потому, что не можешь. У тебя очень низкий уровень личной силы.
– Что же мне делать, дон Хуан?
– Ничего. Действуй так, как действуешь. Живи, как живёшь. Сила найдёт способ к тебе пробиться.
Он встал и повернулся кругом, внимательно осмотрев окрестность. Он не двигал глазами. Тело его описало полный круг одновременно с поворотом взгляда. Дон Хуан напомнил мне фигурку святого из старинных механических часов, которая делает полный оборот одним равномерным непрерывным движением.
Разинув рот, я смотрел на него в безмолвном изумлении. Он попытался скрыть улыбку, выдававшую, что он в полной мере сознаёт впечатление, произведённое на меня этим его манёвром.
– Сегодня ты будешь охотиться за силой в темноте дня, – проговорил он и сел.
– Что?..
– Ночью ты отправишься в эти неизведанные холмы. Ночью они перестают быть холмами.
– А чем становятся?
– Чем-то другим. Чем-то, о чём ты не можешь даже думать, потому что никогда не был свидетелем их существования.
– Что ты хочешь этим сказать, дон Хуан? Вечно ты пугаешь меня своими мистическими разглагольствованиями.
Он засмеялся и слегка пнул мою икру.
– Мир – это тайна, – в очередной раз сообщил он. – И он вовсе не таков, каким ты его себе рисуешь.
Он на минутку словно задумался, ритмично покачивая головой, а потом улыбнулся и добавил:
– Впрочем, таким, каким его рисуешь себе ты, он тоже является. Но это – далеко не всё. В нём присутствует ещё очень и очень многое. И ты всё время с этим сталкиваешься. А сегодня ночью обнаружишь кое-что новенькое.
От его тона мурашки побежали по моему телу.
– Что ты задумал? – спросил я.
– Я – ничего. Всё, что задумано, – задумано силой, которая позволила тебе отыскать это место. Здесь всё решает только сила.
Дон Хуан встал и указал куда-то вдаль. Я решил, что он хочет, чтобы я встал и взглянул туда. Я попытался вскочить на ноги, но не успел их выпрямить: дон Хуан с огромной силой толкнул меня вниз.
– Я не предлагал тебе делать то, что делаю сам, – сурово произнёс он.
Потом смягчился и добавил:
– Тебе предстоит тяжёлая ночь. Тебе потребуется вся личная сила, которую ты способен собрать. Так что сиди, где сидишь, и побереги себя для ночи. Я ни на что тебе не указывал, просто хотел убедиться в том, что они там есть.
Потом он сказал, что всё нормально, и велел сидеть спокойно и чем-нибудь заняться, потому что до наступления полной темноты ещё много времени, которое я могу использовать, например, для работы над записями. Он улыбнулся, и улыбка его меня успокоила. Мне тоже захотелось улыбнуться.
– Но что мы будем делать, дон Хуан?
Он покрутил головой с подчёркнутым недоверием:
– Пиши!
И повернулся ко мне спиной.
Ничего другого мне не оставалось. Я работал над своими заметками, пока не стало слишком темно, чтобы писать.
В течение всего времени, пока я работал, дон Хуан сидел в одной и той же позе. Казалось, он полностью поглощён наблюдением за чем-то, находившемся на западе. Но едва я прекратил писать, он повернулся ко мне и шутливо сообщил, что существует только три способа заставить меня заткнуться: дать чего-нибудь поесть, заставить писать или уложить спать.
Он добыл из своего рюкзака небольшой свёрток и развернул его с видом шамана, совершающего ритуал. В свёртке было сушёное мясо. Один кусок он дал мне, второй взял сам и принялся жевать. Как бы между прочим он в очередной раз сообщил мне, что это – мясо силы. И добавил, что в данном случае оно необходимо и мне, и ему. Я слишком сильно хотел есть для того, чтобы задумываться о возможности наличия в сушёном мясе психотропных веществ. Мы молча жевали, пока не съели всё мясо. К тому времени совсем стемнело.
Дон Хуан встал и потянулся. Мне он предложил сделать то же самое. Он сказал, что растягивание всего тела после сна, сидения и ходьбы – очень хорошая практика.
Потом дон Хуан подошёл ко мне вплотную и прошептал в правое ухо:
– Иди за мной. Держись как можно ближе. И копируй каждое моё действие.
Он сказал также, что на том месте, где мы стоим, мы в безопасности, потому что оно находится как раз на границе ночи.
– Здесь – не ночь, – он топнул по камню, на котором мы стояли. – Ночь – там.
И он указал в темноту, нас окружавшую.
Потом он проверил, хорошо ли закреплена у меня на спине сетка с тыквенными флягами, и мягко объяснил, что воин всегда проверяет, всё ли в порядке. Не потому, что надеется выжить в предстоящем испытании, но потому, что это – неотъемлемая часть его безупречного поведения.
Вместо того, чтобы принести мне облегчение, его приготовления породили во мне уверенность в приближении чего-то неотвратимо рокового. Захотелось плакать. Я был уверен, что дон Хуан полностью осознаёт действие своих слов.
– Верь своей личной силе, – сказал он мне на ухо. – Это – единственное, что есть у человека в этом таинственном мире.
Он слегка подтолкнул меня, и мы двинулись. Он шёл на пару шагов впереди. Я шёл следом, взглядом уткнувшись в землю. Почему-то я не решался смотреть по сторонам. Сфокусировав взгляд на земле, я почувствовал странное спокойствие. Земля почти меня загипнотизировала.
Скоро дон Хуан остановился. Он прошептал, что абсолютная тьма – рядом, и что он пройдёт вперёд. Но о своём местоположении будет давать мне знать, имитируя крик особой маленькой совы. Он напомнил мне, что я уже знаю – его имитация этого звука начинается хрипло и к концу становится мягкой и мелодичной, как крик настоящей совы. И предупредил, чтобы я ни в коем случае не спутал его крик с другими совиными криками, потому что это – смертельно опасно.
К тому моменту, когда дон Хуан закончил меня инструктировать, я был практически в панике. Я вцепился в его локоть железной хваткой. Две-три минуты у меня ушло на то, чтобы вернуть себе дар речи. Нервные судороги пробегали по мышцам живота, не давая мне внятно говорить.
Спокойно и мягко дон Хуан сказал, чтобы я взял себя в руки. Темнота – существо для меня почти полностью неизвестное, и, если я не буду предельно внимателен и осторожен, она может легко меня перехитрить. Чтобы иметь с ней дело, необходимо быть совершенно спокойным.
– Ты должен «отпустить» себя. Тогда твоя личная сила сможет слиться с силой ночи, – проговорил он мне на ухо.
Он ещё раз повторил, что пойдёт вперёд, и на меня снова накатила волна иррационального страха.
– Но это же безумие! – запротестовал я.
Дон Хуан не разозлился и не проявил нетерпения. Он спокойно засмеялся и что-то сказал мне на ухо. Я не совсем понял.
Дон Хуан закрыл мне рот рукой и прошептал, что воин действует так, словно знает в точности, что делает, тогда как в действительности не знает ничего. Он повторил это трижды или четырежды, как будто хотел, чтобы я как следует запомнил. Потом он сказал:
– Воин безупречен, если он доверяет своей личной силе, независимо от того, мала она или огромна.
Немного погодя он спросил, всё ли со мной в порядке. Я кивнул, и он шагнул во тьму, исчезнув почти мгновенно и совершенно беззвучно.
Я попытался осмотреться. Под ногами у меня была густая растительность. Я смог различить только тёмную массу кустов или низкорослых деревьев. Я сосредоточился на звуках, но не заметил ничего особенного. Шум ветра заглушал все звуки, кроме редких пронзительных вскрикиваний больших сов и посвистывания других птиц.
Я ждал, буквально превратившись во внимание. И тут раздался хриплый длинный крик маленькой совы. Я был уверен, что кричит дон Хуан. Звук донёсся откуда-то сзади. Я развернулся и пошёл в его направлении. Двигался я очень медленно, чувствуя, сколь непреодолимо препятствует мне тьма.
Я шёл примерно десять минут. Вдруг прямо передо мной как из под земли выросла тёмная масса. Я вскрикнул и упал на пятую точку. В ушах зазвенело. Испуг был так велик, что у меня перехватило дыхание. Чтобы вздохнуть, пришлось открыть рот.
– Вставай! – мягко сказал дон Хуан. – Я не хотел тебя напугать. Я просто вышел навстречу.
Он сказал, что наблюдал за моей корявой походкой. Я напомнил ему хромую старую даму на грязной улице после дождя, которая брезгливо на цыпочках обходит лужи. Он, видимо, живо представил себе эту картинку и рассмеялся.
Затем он показал мне способ передвижения в темноте – способ, который он назвал «походкой силы». Сначала он слегка склонился вперёд и заставил меня потрогать его спину и колени, чтобы я понял, в каком положении находится его тело. Туловище было слегка наклонено вперёд, но позвоночник оставался прямым. Ноги были чуть согнуты в коленях.
Он медленно прошёлся передо мной, чтобы я увидел: при каждом шаге колено его поднимается почти до груди. А затем он буквально побежал таким способом, быстро скрывшись из виду. Через несколько секунд дон Хуан вернулся. Я не мог понять, как ему удаётся бегать в темноте.
– Походка силы специально предназначена для того, чтобы быстро передвигаться в темноте, – прошептал он мне на ухо.
Он предложил мне попробовать. Я был уверен в том, что непременно сломаю себе ноги, наступив на камень или оступившись на какой-нибудь ямке. Но дон Хуан твердил, что «походка силы» совершенно безопасна.
Я заявил, что он, должно быть, знает каждый камень и каждую ямку на этих холмах. Иначе его действия для меня непостижимы.
Дон Хуан сжал ладонями мою голову и с силой прошептал:
– Это – ночь! И это – сила!
Он отпустил мою голову и мягко добавил, что ночью мир совсем не такой, как днём, и что его способность бежать во тьме никак не связана с тем, что он знает эти холмы. Он сказал, что ключ ко всему – в свободном течении личной силы. Её нужно «отпустить», и тогда она сольётся с силой ночи. И если это произойдёт, оступиться будет уже невозможно. И он очень серьёзно предложил мне задуматься на минутку о том, что происходит. Это рассеет мои сомнения. Для человека его возраста попытка бегать по этим холмам в это время суток – верный способ покончить с собой. Если, конечно, его не ведёт сила ночи.
– Смотри! – сказал дон Хуан, умчался куда-то в темноту и вернулся обратно.
Способ его передвижения выглядел настолько необычно, что я не поверил собственным глазам. Некоторое время он словно бежал на месте. Это напомнило мне разминку спринтера перед забегом.
Затем дон Хуан велел мне бежать за ним. Я попробовал, очень скованно и неловко. С предельной тщательностью я пытался высматривать место, на которое станет нога, но оценить расстояние было невозможно. Дон Хуан вернулся и гарцевал рядом. Он прошептал, что нужно отрешиться от себя, отдавшись силе ночи, и верить той крохотной личной силе, которой я обладаю. Иначе я никогда не смогу двигаться свободно. Тьма препятствует мне только потому, что я во всём, что делаю, полагаюсь на зрение, не зная, что другой способ движения заключается в том, чтобы предоставить силе возможность вести меня.
Я несколько раз попробовал, но безуспешно. Я просто не мог себя «отпустить», не мог преодолеть боязнь покалечить ноги. Тогда дон Хуан приказал мне бежать на месте, стараясь почувствовать себя так, словно я бегу, используя «походку силы».
Потом он сказал, что побежит вперёд, а мне велел оставаться и ждать условного сигнала – крика маленькой совы. И растаял во тьме прежде, чем я успел что-либо произнести. Я закрыл глаза и принялся бежать на месте. Прошёл примерно час. За это время я несколько раз бегал на месте с закрытыми глазами. Напряжение понемногу прошло, и к концу этого часа я уже чувствовал себя вполне нормально. И тут раздался крик дона Хуана.
Я побежал метров пять в том направлении, откуда послышался крик, стараясь, как предлагал дон Хуан, «отрешиться от себя». Однако налетел на куст. Это происшествие мигом возродило все мои страхи и мою неуверенность.
Дон Хуан ждал меня. Он немного подправил положение моего тела, заставив слегка согнуть к ладоням мизинцы, безымянные и средние пальцы, и выпрямить указательные и большие. Потом он сказал, что, по его мнению, я просто потворствую своему чувству собственной неполноценности, потому что отлично знаю: как бы ни была темна ночь, я увижу всё наилучшим образом, если не буду ни на чём фокусировать взгляд, а просто стану смотреть в землю прямо перед собой. «Походка силы» аналогична методике поиска благоприятного места в том смысле, что и то, и другое требует отрешённости и веры. При передвижении «походкой силы» глаза должны быть неотрывно прикованы к земле прямо перед бегущим. Любой, даже мимолётный взгляд куда-нибудь в сторону разрывает поток движения. Дон Хуан объяснил, что наклон туловища как раз и призван привести глаза в положение, удобное для того, чтобы смотреть в землю. А колени нужно подымать так высоко, чтобы шаги были очень короткими. Тогда бег безопасен. Дон Хуан предупредил, что мне предстоит спотыкаться и оступаться ещё не раз. Но с практикой придёт уверенность, и я смогу бегать настолько же быстро и так же легко, как днём.
В течение нескольких часов я пытался копировать его движения и старался привести себя в то состояние, которое он мне рекомендовал. Каким-то необъяснимым образом мне удалось добиться совершенной степени уверенности в себе. Насколько я чувствовал, ничего такого, что давало бы мне основание испытывать подобное ощущение, я не совершал. Но тело, казалось, само знало, что ему делать. Мне, например, не были видны выступы и впадины, но тело неизменно умудрялось поставить ногу на подходящее место. Я совсем не спотыкался и не оступался, попав ногой во впадину, если не считать нескольких случаев, когда я отвлекался. Для того, чтобы неотрывно смотреть в землю перед собой, требовалось полное сосредоточение. Как предупреждал дон Хуан, малейшая попытка взглянуть в сторону влекла за собой нарушение потока.
Дона Хуана я нашёл после долгих поисков. Он сидел возле каких-то тёмных силуэтов. Мне показалось, что это – деревья. Он подошёл и сказал, что у меня хорошо получается, но пора закругляться, потому что он уже довольно долго пользуется своим криком-сигналом, и крик этот вполне могли научиться имитировать другие.
Я был полностью согласен с тем, что закругляться действительно пора, потому что мои попытки измотали меня почти до бесчувствия. Я ощутил облегчение и спросил, кому может понадобиться имитировать его крик.
– Мало ли кому: силам, союзникам, духам... Кто знает? – ответил он шёпотом.
Он объяснил, что эти «сущности ночи» обычно издают очень мелодичные звуки. Им очень трудно изобразить хриплые человеческие голоса или скрипучие голоса птиц. Он советовал каждый раз, когда я услышу подобный звук, остановиться и вспомнить его слова, так как иногда бывает необходимо разобраться. Очень убедительным тоном он сказал, что я вполне освоил «походку силы». Теперь, чтобы в совершенстве овладеть этим способом бега, мне нужен лишь небольшой толчок, который я вполне могу получить, когда мы с ним в очередной раз выберемся ночью в горы. Он похлопал меня по плечу и объявил, что он, пожалуй, готов отправиться домой.
– Давай будем отсюда выбираться, – сказал он и побежал.
– Эй-эй! Постой! Подожди! – диким голосом завопил я. – Давай пойдём!
Дон Хуан остановился и снял шляпу.
– Вот тебе раз! – растерянно проговорил он. – В крутой оборот мы угодили. Я ведь не могу идти в темноте. Ты ведь знаешь. Я себе все ноги переломаю. Я могу только бежать!
Я чувствовал, что он ехидно улыбается, хотя и не видел его лица.
Доверительным тоном он добавил, что слишком стар для ходьбы, да и мне не помешает немного потренироваться в беге «походкой силы». И случай как раз подходящий.
– И потом, если мы не воспользуемся «походкой силы», нас просто скосят, как траву, – шепнул он мне на ухо.
– Кто?
– В ночи присутствует нечто, действующее на людей, – прошептал он тоном, от которого по телу моему побежали мурашки.
Он сказал, что мне вовсе не обязательно за ним поспевать, поскольку он периодически будет подавать мне сигнал – четыре крика маленькой совы подряд. Так что я смогу без труда за ним следовать.
Я предложил остаться среди холмов до утра, и возвращаться, когда будет светло. Очень драматическим тоном он ответил, что это равносильно самоубийству. Даже если мы останемся в живых, ночь вытянет из нас личную силу, и мы попадём в какое-нибудь происшествие уже днём.
– Не будем тратить времени, – сказал он с ноткой настойчивости в голосе. – Давай отсюда выбираться.
Он заверил меня в том, что попытается бежать как можно тише и, что бы ни случилось, нельзя издавать ни звука, даже дышать следует как можно тише. Потом он сказал мне, в какой стороне находится дом, и побежал. Довольно медленно. Он почти шёл «походкой силы». Но, несмотря на это, мне не удавалось за ним угнаться, и в скором времени он растворился во тьме впереди меня.
Оставшись наедине с собой, я обнаружил, что, сам того не замечая, набрал весьма высокий темп. Это меня поразило. Я решил попытаться как можно дольше его сохранять. Тут немного справа раздался сигнал – четыре совиных крика подряд.
Ещё через несколько минут я опять услышал крик совы, теперь уже намного правее. Я повернул на сорок пять градусов вправо, и начал двигаться в новом направлении, надеясь, что остальные три крика этой серии позволят мне его уточнить.
Новый крик раздался почти в направлении того места, откуда мы начали бежать. Я остановился и прислушался. Совсем недалеко от меня послышался резкий звук, словно ударились друг о друга два камня. Я напряг слух. Послышалась целая серия тихих-тихих постукиваний. Потом раздался ещё один крик совы, и я понял, что имел в виду дон Хуан, когда меня предупреждал. Этот звук был очень мелодичным. Он определённо звучал дольше и был мягче, чем настоящий крик совы.
У меня возникло странное чувство испуга. Живот сжало, как будто какая-то сила потянула меня вниз из средней части тела. Я повернул на сто восемьдесят градусов и начал полубежать-полуидти в противоположном направлении.
Послышался далекий слабый крик совы. За ним последовали ещё три. Это был дон Хуан. Я побежал в их направлении. Судя по звуку, он находился от меня на расстоянии метров триста, не меньше. Если он будет продолжать нестись в том же темпе, я очень скоро останусь безнадёжно один среди этих холмов. Мне было непонятно, почему дон Хуан побежал вперёд вместо того, чтобы кругами бегать вокруг меня, если ему так уж необходимо выдерживать этот темп.
Я обратил внимание, что слева от меня вроде бы тоже что-то двигается. Я почти видел нечто на периферии своего зрения. Я был готов удариться в панику, но в мозгу молнией мелькнула отрезвляющая мысль: я не могу ничего видеть в темноте. Я хотел было прямо взглянуть в том направлении, но не сделал этого, опасаясь потерять набранный темп.
Из размышлений меня вытряхнул крик совы, донёсшийся слева. Я не повернул на него, потому что это был, вне всякого сомнения, самый приятный и мелодичный крик, какой мне доводилось когда-либо слышать. И он меня испугал. В нём было что-то призывное, или даже призрачно-печальное.
Потом слева направо передо мной очень быстро промелькнуло тёмное пятно. От неожиданности я поднял голову, оступился и с шумом налетел на какие-то кусты. Я упал на бок, и тут же в нескольких шагах слева от меня раздался мелодичный крик. Я встал, но прежде чем я успел двинуться дальше, раздался новый крик, более требовательный, чем первый, и неодолимо зовущий. Словно что-то требовало, чтобы я остановился и прислушался. Звук совиных криков был настолько протяжным и мелодичным, что все мои страхи прошли. Я уже почти остановился, как вдруг послышалась серия хриплых криков дона Хуана. Они, казалось, были ближе, чем в прошлый раз. Я подпрыгнул и побежал на них.
Через некоторое время слева в темноте снова появилось какое-то мелькание или пульсация. Это было нечто не столько видимое, сколько ощущаемое. Но в то же время я был уверен, что воспринимаю это нечто именно глазами. Двигалось оно быстрее, чем я, и снова промелькнуло слева направо, пытаясь сбить меня с ритма и заставить оступиться. Но на этот раз я не упал, и это, как ни странно, вывело меня из состояния внутреннего равновесия. Я неожиданно разозлился, и эта неадекватность реакции повергла меня в панику. Я попытался повысить темп бега и хотел было крикнуть совой, чтобы дать дону Хуану знать, где я нахожусь. Но, вспомнив его предупреждение относительно молчания, не решился.
И тут моё внимание привлекло нечто неописуемо жуткое. Слева от себя я почувствовал что-то похожее на животное. Оно меня почти касалось. Я непроизвольно отпрыгнул и рванулся вправо. Ужас буквально душил меня. Я мчался сквозь тьму без единой мысли в голове. Я просто не мог ни о чём думать, страх охватил всё моё существо, и я нёсся вперёд и вперёд со скоростью, которая в нормальном состоянии показалась бы мне немыслимой. Я чувствовал страх телом, он действительно был телесным ощущением, не имевшим никакого отношения к моим мыслям. Это показалось мне весьма необычным. В моей жизни страх всегда строился на некоторой интеллектуальной основе и был обусловлен угрожающими социальными ситуациями или опасным для меня поведением людей. На этот раз, однако, страх имел совершенно новые свойства. Причина его относилась к неизвестной мне части мира, и возникал он, соответственно, в неизвестной мне части моего существа.
Я услышал крик совы очень близко и немного слева. Точно его тона я не расслышал, но мне показалось, что это – дон Хуан. Крик не был мелодичным. Я побежал медленнее. Ещё крик. С хриплым призвуком. Дон Хуан! Я побежал на звук немного быстрее. Третий крик раздался совсем рядом. Я различал перед собой тёмный массив то ли камней, то ли деревьев. Ещё один крик. Я решил, что дон Хуан ждёт меня, потому что мы находимся уже за пределами опасной зоны. Я подбежал почти вплотную к тёмной массе, как вдруг кровь застыла у меня в жилах, и я буквально прирос к месту. Пятый крик! Я изо всех сил вглядывался в тёмную массу. Вдруг слева что-то зашуршало. Я повернулся и вовремя успел заметить какой-то чёрный предмет, который катился или скользил сбоку. Я отскочил. Раздалось чмоканье, словно кто-то пошлёпал влажными губами, а потом от тёмного массива то ли деревьев, то ли скал отделилось что-то большое, чёрное и прямоугольное, похожее на трёхметровой-высоты дверной проём.
От неожиданности я вскрикнул. В течение секунды мой испуг был безграничным. Но потом я вдруг обнаружил в себе жуткую мистическую невозмутимость и абсолютное спокойствие. Я созерцал чёрный прямоугольник.
Насколько я мог отдавать себе отчёт в своих реакциях, они были чем-то совершенно для меня новым. Что-то во мне тянуло меня к чёрному объекту, а что-то – наоборот, отчаянно сопротивлялось. Было так, словно я хочу подойти поближе и как следует во всём разобраться, и в то же время – истерически вопя, уносить ноги куда глаза глядят.
Я едва разобрал совиные крики дона Хуана. Казалось, он кричит где-то совсем близко и как-то странно: крики были продолжительнее и грубее, чем раньше, словно дон Хуан бежал ко мне навстречу.
Неожиданно для самого себя я вдруг обрёл самоконтроль. Некоторое время я бежал в точности так, как предписывал дон Хуан.
– Дон Хуан! – выкрикнул я, налетев на него.
Он ладонью прикрыл мне рот и знаком велел бежать за ним. Мы двигались в среднем темпе и вскоре прибежали на тот выступ из песчаника, от которого стартовали.
Примерно час мы молча сидели на выступе. Начало светать. Открыв тыквенные фляги с провизией, мы поели. Дон Хуан сказал, что нам необходимо оставаться здесь до полудня, но ни в коем случае не спать. Лучше всего сидеть как ни в чём не бывало и разговаривать.
Он попросил меня подробно рассказать обо всём, что со мной происходило после того, как он от меня убежал. Когда я закончил, он долго молчал. Казалось, он глубоко ушёл в свои мысли.
– Дело дрянь, – проговорил он наконец. – Всё, что произошло с тобой этой ночью, – очень серьёзно. Настолько серьёзно, что тебе нельзя больше в одиночку ходить по ночам. Отныне сущности ночи не оставят тебя в покое.
– А что именно произошло со мной, дон Хуан?
– Ты столкнулся с некоторыми сущностями, обитающими в этом мире. Сущности этого типа могут воздействовать на людей. И, как правило, не упускают возможности этим заняться. Ты о них ничего не знаешь, потому что никогда раньше с ними не сталкивался. Было бы правильнее назвать их сущностями гор, поскольку по большому счёту они не относятся к ночи. Я называю их сущностями ночи лишь потому, что в темноте их легче воспринимать. Но в принципе они всё время здесь, вокруг нас. Однако днём нам сложнее почувствовать их присутствие, так как дневной мир нам хорошо знаком, и в нём воспринимается преимущественно то, что мы хорошо знаем. Ночью же всё одинаково странно, и нет ничего, что имело бы предпочтение в плане восприятия, поэтому мы более восприимчивы к незнакомым аспектам мира, и в частности – к сущностям ночи.
– Они реальны, дон Хуан?
– Разумеется! Они настолько реальны, что обычно при встрече с ними человек погибает, особенно тот, кто решился отправиться в дикие места, не имея личной силы.
– Но если ты знал, что они так опасны, почему же ты оставил меня одного?
– Существует один способ учиться – реальное действие. Праздные разговоры о силе бесполезны. С их помощью можно лишь призвать силу. Но только тогда, когда ты станешь путь самостоятельного действия, ты действительно узнаешь, что такое сила, ощутишь её в полной мере. Причём действие это должно быть полноценным, со всем, что ему присуще. Путь к знанию и силе очень труден и очень долог. Ты, наверное, заметил, что до сегодняшней ночи я тебя одного во тьму не отпускал. У тебя для этого не было силы. Теперь обладаешь достаточной силой для того, чтобы провести неплохую битву, но выстоять во тьме до конца ты в одиночку нe сможешь.
– А если я попытаюсь?
– Ты умрёшь. Сущности ночи раздавят тебя как клопа.
– Получается, что мне теперь нельзя проводить ночь в одиночестве?
– В собственной постели – сколько угодно. Но не в горах.
– А на равнинах?
– Это касается только диких мест, где совсем нет людей, и в особенности – диких мест высоко в горах. Естественные места обитания сущностей ночи – скалы и ущелья. Поэтому с сегодняшнего дня тебе нельзя в одиночку ходить в горы. До тех пор, пока не накопишь достаточно личной силы.
– Но как мне накопить личную силу?
– Ты накопишь её, если будешь жить так, как я советую. Мало-помалу ты заткнёшь дыры и подберёшь хвосты. Причём тебе не придётся делать для этого что-то особенное. Сила всегда находит путь сама. Возьми, к примеру, меня. Когда я начал учится, я не знал, что встал на путь воина, и понятия не имел о том, что накапливаю силу. Подобно тебе, я считал, что ничего особенного не делаю. Но это было не так. Сила имеет одно любопытное свойство: её не замечаешь, когда она накапливается, и накапливается она незаметно.
Я попросил объяснить, почему он решил, что мне опасно оставаться в темноте одному.
– Сущности ночи двигались слева от тебя. Это значит, что они старались слиться с твоей смертью. Особенно опасна та «дверь», которую ты видел. Это – отверстие, ты знаешь. И оно втягивало бы тебя до тех пор, пока бы ты в него не вошёл. И это было бы твоим концом.
Как можно корректнее я заметил, что разные непонятные вещи случаются со мной только в его присутствии. И это мне странно. Ведь я много раз в своей жизни проводил ночи в диких местах, в том числе – в горах, и никогда ничего подобного не происходило. Всё было тихо, спокойно и вполне в рамках объяснимых событий. Ни теней, ни мистических звуков... Действительно, меня ничто никогда в таких случаях не путало.
Дон Хуан мягко усмехнулся и сказал, что это служит лишь подтверждением его большой личной силы, которая позволяет ему призывать на помощь массу различных вещей.
Уж не намекает ли он на то, что позвал кого-то из знакомых людей в качестве помощников?
Дон Хуан вроде бы угадал ход моих мыслей, громко рассмеялся и сказал:
– Не ломай себе голову. Мои слова не имеют для тебя никакого смысла. Всё по той же причине: у тебя слишком мало личной силы. Но больше, чем было в самом начале. Поэтому с тобой начали случаться разные вещи. У тебя уже была очень мощная встреча с туманом и молнией. И не важно, понимаешь ты, что именно происходило тогда с тобой, или нет. Важно то, что это запечатлелось в твоей памяти. Мост и всё, что ты видел в ту ночь, непременно явится тебе ещё раз. Когда у тебя будет достаточно личной силы.
– Дон Хуан, а какова будет цель такого повтора?
– Не знаю. Я – не ты. Это вопрос, на который, кроме тебя, не ответит никто. А мы с тобой очень разные. Кстати, именно по этой причине сегодня ночью я оставил тебя одного, хоть и знал, что это – смертельно опасно. Ты должен был сам испытать себя, узнать, насколько ты способен выдержать встречу с сущностями ночи, действуя так, как свойственно действовать именно тебе. И крик совы я выбрал в качество сигнала как раз потому, что совы являются вестниками сущностей ночи, и криком совы пользуются для выманивания этих существ. Этой ночью они стали для тебя опасными вовсе не потому, что они зловредны по природе. Они не зловредны и не добры, они – никакие. Просто ты не был безупречен. В тебе есть нечто дешёвое, и я знаю – что именно. Ты оказываешь мне снисхождение, ты потакаешь мне: ладно, мол, сделаю, как он хочет. И ты всю жизнь был точно так же снисходителен ко всем подряд. А это автоматически ставило тебя выше других. Но тебе отлично известно, что так не бывает. Ты – всего лишь человек, и жизнь твоя слишком коротка для того, чтобы охватить все чудеса и весь ужас этого изумительного непостижимого мира. Поэтому снисходительность твоя – дешёвая, она делает тебя мелким и никчёмным. Мне хотелось протестовать. Дон Хуан опять попал в точку, как это было уже десятки раз. На какое-то время я даже разозлился. Но потом необходимость записывать отвлекла меня, и, как это обычно бывало, я успокоился.
– Однако мне, кажется, известно, как тебя от этого избавить, – продолжил дон Хуан после длинной паузы. – Я думаю, даже ты согласишься с тем, что это – единственный способ, если вспомнишь сегодняшнюю ночь. Ты побежал хорошо и быстро, как бежал бы настоящий маг, только когда запахло жареным. Когда противник сделался невыносимым, и ты почувствовал, что это – вполне серьёзно. Это известно нам обоим, тут уж ничего не попишешь. Думаю, я нашёл тебе достойного противника.
– Дон Хуан, что ты собрался со мной делать?
Вместо ответа он встал и потянулся всем телом, растянув буквально каждую мышцу. Мне он велел сделать то же самое.
– В течение дня нужно многократно растягивать все мышцы. Чем чаще, тем лучше. Но только после достаточно продолжительных периодов непрерывной работы либо довольно длительного покоя или отдыха.
– Дон Хуан, что это за противник? – не унимался я.
– К несчастью, только наши ближние могут стать достойными противниками. Да, только люди. Другие существа не обладают собственной волей, поэтому, чтобы с ними столкнуться, необходимо идти и цеплять их, выманивать. А люди – наоборот, неотступны и безжалостны.
Он замолчал, а потом отрывисто проговорил:
– Ладно. Похоже, мы достаточно потолковали. Прежде чем уйти отсюда, тебе необходимо сделать ещё одно, последнее. Сейчас я кое-что расскажу тебе, чтобы ты уяснил, почему и для чего находишься здесь. Заметь, ты всё время приезжаешь ко мне. Что бы ни случилось, как бы я тебя в очередной раз ни обидел, ты возвращаешься. Причина предельно проста. При каждой нашей встрече твоё тело учится определённым вещам. Даже вопреки твоему желанию. Так было с самого начала. И теперь твоё тело постоянно нуждается в освоении новых и новых знаний и каждый раз требует возвращения ко мне. Скажем так: твоё тело знает, что его смерть неизбежна, хотя ты об этом никогда не задумываешься. И я рассказал твоему телу, что моя смерть так же неизбежна, и что прежде чем я умру, я хотел бы показать ему кое-что такое, чего сам ты дать ему не можешь. Ну, например, твоему телу нужен испуг. Ему нравится пугаться. Твоему телу нужна тьма, и ему нужен ветер. Теперь оно узнало походку силы и ждёт не дождётся случая как следует испытать этот способ передвижения. То есть твоё тело возвращается меня навестить, потому что я – его друг.
Дон Хуан молчал довольно долго, словно собираясь с мыслями.
– Я говорил тебе: секрет сильного тела не в том, что ты делаешь, а в том, чего не делаешь, – проговорил он наконец. – И теперь пришло время не делать то, что ты привык делать всегда. Так что до нашего ухода сиди здесь и не-делай.
– Я не понимаю, дон Хуан.
Он забрал у меня блокнот, аккуратно закрыл его и перетянул резинкой, а потом запустил его, как диск, куда-то в колючки. Блокнот скрылся в кустах.
Я был в шоке и начал было возмущаться, но он закрыл мне рот ладонью. Потом указал на большой густой куст и велел сосредоточиться на нём. Но не на самих листьях, а на их тенях. Он сказал, что бег во тьме не обязательно должен быть действием гонимого страхом человека. Это может быть самая естественная реакция ликующего тела, которому ведомо искусство «неделания». Снова и снова дон Хуан шептал мне в правое ухо:
– He-делать то, что ты хорошо умеешь делать, – ключ к силе. Ты знаешь, как делать то, что умеешь делать. И это нужно не-делать.
В случае созерцания дерева я знал, что смотреть нужно на листья, и, естественно, немедленно фокусировал на них взгляд. При этом тени и промежутки между листвой никогда меня не интересовали. Последнее, что сказал дон Хуан, была инструкция начать созерцать тени от листьев на одной ветке и постепенно перейти к такого рода созерцанию всего дерева, не давая глазам возвратиться в привычный для них режим созерцания листьев. Первый сознательный шаг в накоплении личной силы – позволить телу «не-делать».
Наверное, причиной тому явилась моя усталость или нервное перевозбуждение, но я настолько погрузился в созерцание теней, что к тому моменту, когда дон Хуан поднялся на ноги, я мог формировать тени в зрительно воспринимаемые массивы настолько же свободно, насколько обычно в массивы формируется листва. Эффект был поразительный. Я сказал дон Хуану, что хочу посидеть так ещё. Он засмеялся и похлопал по моей шляпе:
– Я же говорил. Тело любит такие штучки. Потом он велел мне позволить накопленной за время созерцания силе вывести меня к блокноту, и легонько подтолкнул меня к чапаралю. Некоторое время я шёл бездумно и бесцельно, а потом обнаружил, что стою перед блокнотом. Я решил, что подсознательно запомнил направление, в котором дон Хуан его метнул. Но дон Хуан объяснил случившееся иначе. Он сказал, что я вышел прямо на блокнот потому, что моё тело в течение нескольких часов пребывало погружённым в «неделание».
← К оглавлению |
Вверх |
Далее |