←К оглавлению

Ошо (Бхагван Шри Раджниш) - Алмазная сутра

Любовь высвобождается

Беседа 2. 22 декабря 1977 г.

Первый вопрос: Возможно ли, что не-ум естественно развивается из ума без всякой борьбы и насилия; без взрывов, ударов молота, разрубания и прочих таких действий? Разве сама идея не-ума, которая, похоже, находится в уме и всё же превосходит ум, не является семенем, из которого образуется не-ум? Помогает ли медитация над такими превосходящими ум предметами как вечность, Нирвана, смерть? Мой ум, похоже, взрывается, когда я это делаю. Будто меня толкают за мои пределы, и я боюсь стать шизофреником.

Не-ум не может возникнуть из ума. Он не является ростом ума, он не является продолжением ума; он не имеет длительности. Он не является продолжением в той же степени, в какой здоровье не является продолжением болезни. Здоровье не возникает из болезни; оно возникает из удаления болезни. Болезнь занимала место здоровья и не позволяла здоровью расцвести. Болезнь нужно убрать. Она подобна камню на пути маленького ручейка. Вы уберёте камень, и ручеёк начинает течь. Он не возникает из камня. Камень блокировал его путь, камень был блоком. Таков же и ум. Ум является блоком для не-ума.

Не-ум попросту означает то, что вообще не является умом. Как он может возникнуть из ума? Если он возникает из ума, тогда он может быть сверх-умом, но он не может быть не-умом. В этом вопросе я расхожусь с Шри Ауробиндо. Он говорит о сверх-уме. Сверх-ум – это тот же ум, но более украшенный, более культивированный, более культурный, более мудрый, более сильный, более собранный, но всё тот же старый ум.

И Будда говорит не о сверх-уме, но о не-уме; не о сверх-душе, но о не-душе; не о сверх-личности, супер-Я, но о не-я, анатта. Вот в чём Будда уникален, и понимание является более глубоким. Сверх-ум – это рост, не-ум – прыжок, скачок. У не-ума нет ничего общего с умом. Они никогда не встречаются, не сталкиваются. Когда есть ум, нет не-ума. Когда есть не-ум, нет ума. Они не могут даже поприветствовать друг друга – не могут, и всё. Присутствие одного необходимо означает отсутствие другого. Так что помните об этом.

Вот почему я говорю, что Шри Ауробиндо так и не стал просветлённым. Он продолжал шлифовать свой ум. У него был великий ум, но иметь великий ум не означает быть просветлённым. Бертран Рассел – тоже великий ум. Но быть великим мыслителем не значит быть просветлённым. И Фридрих Ницше – великий ум, Ауробиндо и Ницше во многом похожи. Ницше говорит о сверхчеловеке и Ауробиндо также говорит о сверхчеловеке. Но сверхчеловек окажется проекцией человека. Сверх-человек будет этим же человеком; все его слабости разрушены, все силы укрепились, но это тот же человек. Он больше, сильнее, выше, но остаётся на той же длине волны, на той же ступеньке лестницы. Нет никакой радикальной перемены, нет обрыва непрерывности. Не-ум означает разрыв непрерывности со всем, чем вы являетесь. Вы должны умереть, чтобы не-ум мог быть. Вот первое. Вы спрашиваете, возможно ли, что не-ум естественно развивается из ума? Нет. Это не эволюция, это – революция. Ум отброшен, и вы вдруг находите не-ум, он здесь, он всегда был здесь. Ум его заволакивал, вводил вас в замешательство, не позволял вам видеть то, что есть. Так что это – не эволюция.

И вы спрашиваете, возможно ли это без борьбы и насилия? У него нет ничего общего с борьбой и насилием. Он не приходит из борьбы и насилия. Все, что появляется из борьбы и насилия, несет на себе раны. Даже если эти раны залечены, остаются шрамы. Это снова будет непрерывностью. Борьба и страдания возникают не из-за не-ума; они возникают из-за того, что ум борется за то, чтобы управлять. Борьба из-за ума. Ум не хочет уходить, он хочет остаться. Ум стал так силён; вы им одержимы. Он говорит: «Нет я не собираюсь уходить. Я остаюсь здесь». Вся борьба и всё страдание – из-за ума. Не-ум не имеет с этим ничего общего. И вы должны пройти через эту борьбу и страдания. Если вы через их не пройдёте, ум вас не покинет. И позвольте мне снова повторить: не-ум не рождается из вашей борьбы; из вашей борьбы выходит лишь ум. Не-ум приходит безо всякой борьбы. Борьбу даёт вам камень. Он не хочет уходить. В течение столетий он лежал на этом месте, тысячелетиями. Кто вы такой, что-бы его убрать? «И о каком это ручейке вы говорите? Нет здесь никакого ручейка. Я нахожусь здесь века и знаю – его здесь нет. Так что забудьте об этом». Но вы хотите сдвинуть камень. Камень тяжёл, камень врос в землю. Он был здесь так долго. У него есть привязанности, он не хочет уходить. И он понятия не имеет о ручейке. Но вы должны своротить этот камень. Пока он не сдвинут, ручеёк не потечёт.

Вы спрашиваете: без взрывов и ударов молотом, разрубания и прочих таких действий? У не-ума нет ничего общего с вашими действиями. Но ум не уйдёт. Вы должны бить по нему молотом, разрубать, и, вообще делать тысячу и одну вещь.

«Разве сама идея не-ума, которая, похоже, находится в уме, и, всё же, превосходит ум, не является семенем, из которого образуется не-ум?»

Нет, в уме нет семени не-ума. В уме нет места, в котором бы оно содержалось. Ум не может содержать даже семени не-ума. He-ум бесконечен, подобен небу. Как он может содержаться в такой малой вещи, как ум? И ум уже полон мыслями, желаниями, фантазиями, воображением, памятью. Места нет.

Во-первых, он очень мал, он не может содержать не-ум.

Во-вторых, он переполнен, забит толпой, шумен. Не-ум тих, ум шумен. Ум не может содержать его, ум должен исчезнуть. В этом исчезновении – начало новой жизни, нового существа, нового мира.

«Помогает ли, – спрашиваете вы, – медитация над такими, превосходящими ум предметами как вечность, Нирвана, смерть?»

Эти так называемые превосходящие ум предметы остаются предметами ума. Когда вы думаете о вечности, чем вы занимаетесь? Вы думаете. Когда вы думаете о Нирване, что происходит? Ваш ум будет крутиться, и волноваться, и представит вам красивые идеи Нирваны, но всё это будет работа ума. Что вы можете подумать о смерти? О чём вы будете думать, если вы думаете о смерти? Вы не знаете. Как можете вы думать о чём-либо, чего вы не знаете?

Ум в совершенстве может повторять известное; с неизвестным он не состоятелен. Вы не знаете вечности, всё, что вам известно, это время. Даже когда вы думаете о вечности, она – ничто иное как продлённое время, растянутое время, но время. Что вы знаете о Нирване? Всё, что вы о ней слышали. Это – не Нирвана. Слово «Нирвана» не является Нирваной, концепция Нирваны не является Нирваной. Слово «Бог» – это не Бог, и все картины и статуи Бога не имеют с Ним ничего общего, так как Он не имеет ни имени, ни формы. И что вы будете думать о смерти? Как сможете вы думать о смерти? Вы кое-что видели, кое-что слышали, видели, как умирали какие-то люди, но никогда не видели смерть. Когда вы видите умирающего человека, что вы видите? Он больше не дышит – вот всё, что вы увидите. Его тело остыло, вот всё, что вы увидите. Что ещё? Это Смерть? Тело стало холодным и дыхание остановилось? Это – всё? Что произошло с сокровенной сердцевиной личности? Вы не можете об этом знать, не умерев. Вы не можете об этом знать без опыта. Единственный способ узнать неизвестное – испытать его. Так что эти предметы не помогут. Они могут скорее, наоборот, усилить ум, так как ум скажет, «Смотри, я могу снабдить тебя превосходящими ум концепциями. Видишь, что я для тебя делаю. Без меня ты нигде не окажешься. Как ты без меня будешь думать о смерти, и Нирване, и вечности? Я есть совершенная сущность. Без меня ты – вообще ничто».

Нет, эти медитации не помогут. Вы должны это увидеть. То, что ум вообще не поможет. Когда вы достигнете точки, в которой увидите, что ум вообще не поможет, в этой беспомощности, в самом этом состоянии – тишина; всё останавливается. Если ум не может ничего поделать, тогда нечего делать. Внезапно всё мышление – парализованно; оно – ненаправленно. В этом параличе у нас будет первый проблеск не-ума... просто открылось маленькое оконце. В этой остановке ума вы почувствуете вкус не-ума. И тогда всё придёт в движение. Тогда вам будет легче потерять в безграничности.

Вы не можете медитировать, а вы должны в это войти. Медитировать над этим – это псевдоактивность; это – род избегания, бегства. Вы боитесь смерти; вы думаете о смерти. Вы боитесь Нирваны; вы думаете о Нирване. Думание придаёт вам чувство того, что вы способны думать даже о смерти и Нирване.

«Мой ум, похоже, взрывается, когда я это делаю».

Ум очень хитёр. Он, должно быть, уговаривает вас, так как он не может взорваться тогда, когда вы думаете. То, о чём вы думаете, не имеет значения; в то время, как вы думаете, ум не может взорваться. Ум будет этим наслаждаться, и в самом этом наслаждении вы думаете, что вы взрываетесь.

«Будто меня толкают за мои пределы, и я боюсь стать шизофреником».

Вам не нужно бояться стать шизофреником, так как вы им уже являетесь – каждый им является. Ум – шизофреничен, так как есть альтернативы: быть или не быть, делать то или делать это. Ум всегда нерешителен. Даже если вы что-то выбираете, выбирает лишь часть ума, другая остаётся против.

Ум никогда не бывает тотальным, вот он и шизофреничен. Вам не нужно этого бояться. Быть в своём уме – быть шизофреником. Только Будды находятся вне этого. Всё человечество шизофренично в большей или меньшей степени. Когда вы выходите за определённые пределы, вы должны искать психиатра, но различие – лишь в степени; оно – количественное, а не качественное. Даже между вами и вашим психоаналитиком различие только в степени.

Помните: ум не поможет. Ум не может помочь, он может только решать. Когда вы видите это, появляется не-ум. Не вы его приносите, он появляется согласно с самим собой.

Второй вопрос: Во вчерашней сутре Будда говорит: «Тот, кто занял место в колеснице Бодхисаттв, должен решить, что Я должен вести все существа к Нирване, в то царство Нирваны, за которым ничего нет». Бхагван, что это такое – «это царство Нирваны, за которым ничего нет?»

Будда говорил о двух видах Нирваны. Один он называл «Нирваной с субстратом». Дерево исчезло, дерево желаний. Листья, цветы, плоды, ветви – всё исчезло. Но корни по-прежнему под землёй, спрятаны в глубинах почвы. Снаружи дерево исчезло, но оно о-прежнему способно обновиться. Субстрат всё ещё остаётся, семя ещё не сожжено. Это называется «Нирваной с субстратом».

То же самое в точности Патанджали называет «Сабидж самадхи» – «самадхи с семенем». Оно является очень затруднительным – снаружи. Дерево полностью удалено, но глубоко в почве корни остались живы, поджидая нужного момента, чтобы снова расцвести. Пройдут дожди – и они расцветут. Они ждут своего времени, момента, чтобы вновь взойти.

Это состояние, в котором вы много раз доходите до точки, в которой ум исчезает, ощутим не-ум, но ум снова возвращается и снова распускается. Вы достигаете вершины: и в тот момент пикового опыта вы думаете, что всё кончено, и теперь вы никогда уже снова не упадёте в долину тьмы. Вы думаете, что уже никогда не вернётесь к уродливым несчастным дням, что тёмная ночь души закончилась, что пришло утро, что взошло солнце.

Но, вдруг, вы снова однажды обнаруживаете, что соскользнули во тьму – снова долина, снова нет света, снова опыт вершин – просто память. И начинаются сомнения, а было ли это. «Не воображал ли я всё это? Может, это были лишь грёзы?» Так как если это произошло, то куда оно делось? Где этот залитый солнцем лик? Где эти миги экстаза? И вновь здесь несчастья, и страдания, и агония. Вы снова упали в ад. Это происходит много раз.

Это Будда называет «Нирваной с субстратом», «сабидж самадхи» в терминах Патанджали. Проявления мира исчезли, но остаётся непроявленное семя.

Вторую Нирвану Будда называет «Нирваной без субстрата». В терминах Патанджали – «Нирбидж самадхи» – самадхи без семени. Не только дерево разрушено, но и семя сожжено. Сожжённое семя не может распуститься; весь субстрат исчез. Тогда вы остаётесь на вершине навсегда, тогда нет падения назад.

Вот о чём говорит Будда во вчерашней сутре: «Тот, кто занял место в колеснице Бодхисаттв, должен решить, что «Я должен вести все существа к Нирване, в царство Нирваны, за которым ничего нет...», в котором не осталось субстрата, корней, семени».

Третий вопрос: Каково отношение Дзен к сексу? Похоже, что люди Дзен – среднего рода, вокруг них – асексуальная аура.

У Дзен никакого отношения к сексу, и в этом – красота Дзен. Иметь отношение – значит в том или ином виде быть одержимым. Кто-то против секса, у него есть отношение, а кто-то за секс, и у него есть отношение. И это «за» и «против» катятся вместе, как колёса двуколки. Они – не враги, они – друзья, партнёры по одному делу.

У Дзен нет отношения к сексу. Зачем его нужно иметь? В этом красота. Дзен – полностью естественен. У вас есть какое-нибудь отношение к питью воды? У вас есть какое-нибудь отношение к приёму пищи? У вас есть какое-нибудь отношение к ночному сну?

Никаких отношений.

Я знаю, что есть безумцы, у которых есть отношение ко всем этим вещам: что не должно спать больше 5 часов. Сон – это вид греха, что-то типа необходимого зла, так что нельзя спать больше 5 часов; или в Индии есть люди, которые думают, что нельзя спать больше 5 часов; или в Индии есть люди, которые думают, что не больше 3 часов; и я как-то видел человека, который не спал 10 лет. И ему только за это поклонялись; он ничем иным не обладал, у него не было творческих талантов. Только один этот талант. Может, у него просто была бессонница. Может быть, даже это не было талантом, он просто не мог спать.

Он стал настолько невротичным, что не мог расслабиться, и выглядел безумным. Станешь безумным, если в течение 10 лет не будешь спать. И люди, целые толпы, приходили к нему поклоняться. Он достиг чего-то великого. Чего он достиг? В чём достижение? Он просто ненормальный человек, больной. Спать – естественно. А он становился всё более напряжённым, он был в постоянном напряжении. Внутри он должен был кипеть. Только подумайте: не спать в течение 10 лет! Но теперь это стало вкладом. Теперь это оплачивается. Его безумие стало вкладом; теперь тысячи людей ему поклоняются – только за это?

На протяжении веков это было одним из величайших бедствий – то, что люди поклонялись нетворческим вещам, а иногда – патологическим. Вот тогда у вас есть отношение ко сну. Есть люди, у которых имеется отношение к еде. Есть то и не есть это. Есть только такое количество и не есть больше. Они не слушают того, голодно оно или нет. У них есть определённая идея, и они навязывают эту идею природе.

У Дзен нет никакого отношения к сексу. Дзен очень прост, Дзен – невинен. Дзен подобен детям. Он говорит, что нет нужды в каких-либо отношениях. Почему? У вас есть какое-нибудь отношение к зеванию? Зевать или не зевать, грех это или достоинство? У вас нет к этому никаких отношений. Но я встречал человека, который был против зевания, и когда он зевал, он тут же произносил мантру, чтобы защитить себя. Он принадлежит к небольшой глупой секте. Эта секта считает, что, когда вы зеваете, ваша душа вас покидает. При зевании она выходит, и, если вы не вспомните Бога, она может не вернуться назад. Так что вы должны об этом помнить, вы должны немедленно напомнить, чтобы душа вернулась назад. Если вы умрёте во время зевания, вы попадёте в ад.

У вас могут быть отношения к чему угодно. Раз у вас есть эти отношения, ваша невинность разрушена. И эти отношения начинают вас контролировать. Дзен ни за, ни против чего бы то ни было. Дзен говорит, что всё, что является обычным – хорошо. Быть обычным, быть никем, быть ничем, быть безо всякой идеологии, быть без характера, быть бесхарактерным...

Когда у вас есть характер, у вас есть некий вид невроза. Характер означает то, что нечто в вас стало фиксированным. Характер означает ваше прошлое. Характер означает обусловленность, культивацию. Когда у вас есть характер, вы являетесь его узником, вы уже не свободны. Когда у вас есть характер, вокруг вас – броня. Вы более не свободный человек. Вы носите свою тюрьму на себе; это – тюрьма очень тонкого рода. Настоящий человек будет бесхарактерным.

Что я имею в виду, говоря, что он будет бесхарактерным? Он будет свободен от прошлого. Он будет действовать в соответствии с данным моментом. Он будет спонтанным; только он может быть спонтанным. Он не будет оглядываться назад, в память, чтобы решить, что делать. Возникает ситуация – и вы заглядываете в память – тогда у вас есть характер. Тогда вы спрашиваете своё прошлое: «Что я должен делать?» Когда у вас нет никакого характера, вы просто смотрите на ситуацию, и ситуация решает, что должно быть сделано. Тогда она спонтанна и это – отклик, а не реакция.

В Дзен нет системы верования во что бы то ни было, и это включает в себя также и секс – Дзен ничего об этом не говорит. И это должно быть предельным отношением. У Тантры есть отношение к сексу. Причина в том, что она пытается разоблачить то, что сделало общество. Тантра – это лечение. Общество подавило секс. Тантра действует как лекарство, чтобы помочь вам обрести равновесие. Вы слишком сильно склонились влево: приходит Тантра и помогает вам отклониться вправо. И для того, чтобы восстановилось равновесие, вам, порой, бывает необходимо слишком сильно отклониться вправо, только тогда достигается равновесие. Наблюдали ли вы за канатоходцем? Он держит в руках шест, позволяющий ему сохранить равновесие. Если он чувствует, что слишком сильно наклоняется влево, он тут же начинает наклоняться вправо. Потом он уже чувствует, что слишком наклонился вправо, и начинает наклоняться влево. Таким образом, он держится посредине. Тантра – это лекарство.

Общество создало подавленный ум, жизнеотрицающий ум, антирадостный ум. Общество очень сильно направлено против секса. Почему оно так против секса? Потому, что если вы позволите людям сексуальное наслаждение, вы не сможете превратить их в рабов. Это невозможно. Радостного человека нельзя сделать рабом. В этом вся штука. Только печальных людей можно превратить в рабов. Радостный человек – свободен, в нём – некая независимость.

Вы не сможете рекрутировать радостных людей на войну. Это невозможно. Чего это они должны идти на войну? Но если человек подавил свою сексуальность, он готов идти на войну, он подготовлен к войне, так как он не способен наслаждаться жизнью. Он стал неспособным наслаждаться, так как стал неспособным к творчеству. Теперь он может только одно – он может разрушать. Все его энергии стали ядовитыми и разрушительными. Он готов воевать – не только готов, но и ищет этого. Он хочет убивать, разрушать.

В действительности, когда он разрушает человеческие существа, он будет испытывать победную радость проникновения. Такое проникновение может быть в любви и может быть прекрасным. Когда вы проникаете в чьё-то тело с мечом, копьём – это уродливо, это насильно, это разрушительно. Но вы ищете замену прикосновению.

Если бы общество разрешило всеобщую свободу радости, никто не был бы разрушительным. Люди, которые могут любить, никогда не являются разрушителями. И люди, которые могут любить и радуются жизни, никогда не будут соперничать. В этом-то и проблема.

Вот почему примитивные люди не такие уж и соперничающие. Они радуются своей жизни. Кто заботится о больном в доме? Кто озабочен большим счётом в банке? Чего ради? Вы счастливы со своей женщиной, или со своим мужчиной – и вы участвуете в танце жизни. Кто захочет часами сидеть на рынке, день за днём, год за годом, надеясь, что в конце концов у вас будет большой банковский счёт, а тогда вы сможете выйти на пенсию и наслаждаться жизнью? Этот день никогда не наступит. Он не может наступить, так как всю свою жизнь вы были аскетом.

Помните, бизнесмены – это аскетичные люди. Они всё принесли в жертву деньгам. Итак, человек, которому известна любовь, известны радости любви и её экстаз, не будет соревноваться. Он будет счастлив, если сможет обеспечить себе свой насущный хлеб. В этом смысл молитвы Иисуса – «Дай нам хлеб наш насущный». Этого – более чем достаточно. Теперь Иисус выглядит глупцом. Он должен был бы просить, «Дай нам больший банковский счёт». Он просит лишь о насущном хлебе? Радостный человек никогда нe просит ничего больше. Радость – настолько переполняюща.

Только те, кто ненаполнен, соперничают, так как они думают, Что жизни ещё нет, что она – там. «Я должен попасть в Дели и стать президентом». Или в белый Дом, и стать чем-то и тем-то. «Я должен ехать туда, радость – там», так как они знают, что здесь радости нет. Вот они вечно и едут, едут, едут. Они всегда в пути – и никогда не достигают. А человек, который знает радость, – здесь. Зачем ему ехать в Дели? Ради чего? Он полностью счастлив здесь и сейчас. Его нужды очень малы. У него нет желаний. Нужды можно удовлетворить, желания – никогда. Нужды – естественны, желания – извращены.

Итак, всё общество зависит от одного, и это – подавление секса. Иначе будет разрушена экономика, это – саботаж. Исчезнет война, а с ней – весь военный механизм, и политика станет бессмысленной, и политики будут уже не нужны. Деньги не будут иметь ценности, если позволить людям любить. Из-за того, что им не разрешают любить, деньги становятся заменой, деньги становятся их любовью. Так что в этом – тонкая стратегия. Секс должен быть подавлен, иначе вся структура общества немедленно падёт.

Только любовь, высвобождающаяся в мире, принесёт с собой революцию. Коммунизм потерпел поражение, фашизм потерпел поражение, капитализм потерпел поражение. Все «измы» потерпели поражение, так как глубоко внутри все они подавляют секс. С этой точки зрения нет никакой разницы между Вашингтоном и Москвой, Пекином и Дели – никакой разницы. Все они согласны в одном – секс нужно контролировать, людям нельзя позволять невинную радость секса.

Чтобы восстановить баланс, приходит Тантра; Тантра – это лекарство. Вот она и делает такой упор на секс. Так называемые религии говорят, что секс – это грех, а Тантра говорит, что секс – это единственное священное явление. Тантра – это лекарство. Дзен – это не лекарство. Дзен – это состояние, когда болезнь исчезла; и, конечно, вместе с болезнью – и лекарства. Раз вы излечились от своей болезни, вы не будете носить с собой рецепты и пузырьки с лекарствами. Вы их выбросите. Они пойдут на свалку.

Обычное общество – против секса; Тантра пришла, чтобы помочь человеку, чтобы вернуть секс человечеству. А когда секс вернули назад, тогда возникает Дзен. У Дзена нет никаких отношений ни к чему. Дзен – это чистое здоровье.

Четвёртый вопрос: С миром, вообще со всем, всё в порядке? И как всё это увязать с любовью? Когда Вы говорите, что всё в порядке, это звучит для меня хорошо. Если это говорит кто-то другой, или я сам, это звучит плохо.

Это зависит от того, кто говорит. Когда я говорю, что всё в порядке, я не теоретизирую, я делаюсь видением. В действительности, слово «теория» – греческого происхождения, и имеет значение «видение». Когда я говорю вам о чём-то, это не умствование, я делюсь своим опытом. В эти моменты, если вы доступны и открыты, у вас тоже будет это видение; небольшая часть моего видения проникает в ваше существо. На один момент двери приоткроются, и вы скажете: «Да, это так». Когда говорит кто-то – другой, если это не является видением... Даже когда вы говорите что-то другому, и это уже больше не ваше видение – это лишь позаимствованный взгляд – это не будет звучать правильно. Если бы человек, подобный Будде, когда-нибудь солгал, это звучало бы правдиво. А если вы даже скажете правду, она будет звучать, как ложь.

Это больше зависит от того, откуда это исходит, от источника; не от того, что вы говорите, а от того, кто это говорит. Вы можете повторять слова Христа, но никто вас не распнёт. Почему? Почему бы им вас не распять? Вы можете произнести всю Нагорную Проповедь – и можете выстоять. И как раз этим занимаются люди по всему миру – христианские священники, и миссионеры, и Свидетели Иеговы. Самые разнообразные люди этим занимаются – таскают с собой Новый Завет, цитируют Новый Завет, повторяют слова – и никто их не распинает. Почему? Что происходит, когда Иисус произносит эти слова? Тогда эти слова подобны огню. Иисус делится своим видением. Когда вы повторяете, никакого видения нет; это просто слова. В них нет страсти, интенсивности, истины. Истина приходит только через опыт.

Вы спрашиваете: «С миром, вообще со всем, всё в порядке?» Когда я говорю, что с миром всё в порядке, что я в действительности имею в виду? Я имею в виду, что это – единственный мир нет никакого иного мира. У вас нет другого мира для сопоставления. В порядке или не в порядке – не имеет значения. Это – единственный мир и другого не существует. Вы не можете сопоставить его с лучшим или не лучшим. Невозможно само сопоставление. Сопоставление возможно только тогда, когда есть два мира, но этого не существует.

Так что, когда я говорю «Всё в порядке», я имею в виду, что нет точки сопоставления. Но почему же люди говорят, что это неправильный мир? Они сотворили утопию в собственных умах и сопоставляют мир с утопией. У них есть идея, как всё должно быть, и тогда ничто не кажется правильным, так как вещи не похожи на эту утопическую идею. Если вы думаете, что у человека должно быть 4 глаза... И это выглядит очень логично: два глаза на спине. Ведь два глаза, вроде бы, неправильно, – а как насчёт спины? А что, если кто-то подкрадётся сзади и ударит вас? Здесь бог просчитался... два глаза на спине. Тогда всё в порядке – у человека только два глаза, но их должно быть четыре. Тогда, вдруг, человек уже не в порядке, а человек – тот же самый. Вы просто сотворили идею, и эта идея всё проклинает.

Человек должен жить дольше, чем до 70 лет. Почему? Раз вы говорите, что человек должен жить 7000 лет, тогда 70 выглядят очень убого. Но зачем? Что вы будете здесь делать в течение 700 лет? Не кажется ли вам, что 70 лет вполне достаточно, чтобы дить, вредить, разрушать? Вам нужно 700 лет? Только подумайте об Адольфе Гитлере, живущем 700 лет.

Как только у вас есть идея, так сразу же вещи становятся другими. У меня нет никаких идей. Я совершенно неутопичен, я совершенно реалистичен. Я не ношу в своём уме никаких идеалов. Тогда есть только один мир: красные розы, и зелёные деревья, и люди, такие, как они есть, и это совершенно прекрасно.

«С миром, вообще со всем, всё в порядке? И как всё это увязать с любовью?»

Это очень даже увязано с любовью. Если с миром всё в порядке, только тогда вы можете любить. Если мир не в порядке, вы становитесь политиком, вы становитесь политичным. Политик зависит от идеи, что мир – не в порядке, он должен принести в него революцию, он должен улучшить его, то, что является творением Бога.

Таков ум политика. И у политика нет любви, у него есть только проклятия, так как он судит.

В религиозном уме нет осуждения. Иисус говорит: «Не судите». Религиозный ум не осуждает, не проклинает, так как может любить. И помните, в вашей жизни тоже: вы можете любить только тогда, когда вы не осуждаете. Если у вас слишком много идей осуждения, вы никогда не будете любить. Вы все будете навязывать свои идеи тому, кого выберете жертвой своей так называемой любви. Даже если у вас родится ребёнок, вы тут же на него прыгнете и начнёте руководить, организовывать, улучшать. И вы разрушите это существо. Вот каким образом каждый был разрушен родителями и обществом.

Если вы любите женщину, вы немедленно начинаете улучшать её в соответствии с тем, какой она должна быть. А женщина, конечно, тоже является великим улучшателем. Если вы стали жертвой женской любви, тогда вас больше нет, тогда она настолько вас улучшит, что сделает из вас что-то другое. Через несколько лет вы уже не будете в состоянии узнать, кто вы такой. Она будет подрезать, и подвязывать, и подкрашивать: «Веди себя как-то», «Говори так-то», «Говори то-то».

Одна молодая женщина влюбилась в мужчину. Женщина была католичкой, а мужчина – еврей. Семья женщины была очень встревожена, они сказали: «Если ты выйдешь замуж за этого человека, мы лишим тебя содержания». А она была единственным ребёнком, так что все деньги остались бы ей. Это было уж слишком, и она спросила: «Что я должна делать?» Они сказали: «Сначала обрати его, пусть он станет католиком, а тогда посмотрим». Она попыталась – и была очень счастлива, так как евреи больше интересуются деньгами, чем женщинами, так что он был очень послушен. Он начал читать Библию, ходить в церковь и был в этом большим энтузиастом. Еврей есть еврей. Он был очень послушен. Женщина была очень счастлива, – всё шло должным образом, – ежемесячно она рапортовала родителям, что всё идёт, как надо. Потом, однажды, она пришла домой с плачем, рыдая, и отец спросил: «В чём дело? Что случилось?»

Она предложила мужчине пожениться. Она думала, что тот уже готов. И она сказала отцу. «Да, он готов, но я произвела слишком большое изменение, я его слишком сильно переделала».

Отец был в замешательстве. Он сказал: «Я не понимаю. О чём ты говоришь? Слишком сильно?»

Она ответила: «Да, теперь он хочет стать католическим монахом. Я переборщила».

То, что вы называете любовью, является в большей или меньшей степени преобразованием другого. И вы все говорите, что хотите изменить другого потому, что любите его. Это совершенно не искренне. Если вы любите, вы никогда не преобразуете. Любовь принимает. Любовь уважает другого таким, какой он есть.

Если мир хорош такой, какой он есть, только тогда вы можете его любить, а когда вы любите, вы узнаете, что он гораздо лучше, чем вы думали раньше. Тогда вы любите больше и тогда вы находите, что он удивительно прекрасен, а не просто «в порядке». Если любовь – и вы постепенно находите, что мир исчезает, – это сам Бог.

Пятый вопрос: Любимый Бхагван, впервые, когда я увидела умершего человека, это была моя бабушка. Она лежала и была такой белой и умиротворённой, такой тихой и счастливой, открытой и закрытой в одно и то же время. Я ревновала, но в то же время и побаивалась. Я думала, что она должна быть такой одинокой. Я не смогу теперь с ней встретиться.

Когда я увидела вас, дорогой Бхагван, на даршане по поводу вашего дня рождения, у меня было в точности то же чувство. Не чувствуете ли вы себя одиноко среди всего этого шума, толкотни и суеты? Вы были так далеко и в священной тишине, – я никогда вас таким не видела.

Не являетесь ли вы живым и мёртвым одновременно?

Этот вопрос – от Ма Прем Араньо.

Смерть прекрасна, как и жизнь, если только вы знаете, как сообщаться со смертью. Она прекрасна из-за её расслабления. Она прекрасна потому, что личность снова упала в источник бытия, чтобы расслабиться, отдохнуть, снова быть готовой вернуться назад.

Поднимается волна в океане, потом опадает, потом снова поднимается. У неё будет другой день, она родится вновь в какой-нибудь иной форме, а потом она снова упадёт и исчезнет.

Смерть – просто исчезновение в источнике всего. Смерть – это возвращение к непроявленному. Смерть – это засыпание в Боге. Вы снова расцветёте. Вы снова увидите солнце и луну, вновь и вновь, пока не станете Буддой, пока не будете способны умереть сознательно, расслабиться сознательно, зная, в Боге. Тогда нет возвращения назад. Это – полная смерть, совершенная смерть, окончательная смерть.

Обычная смерть – временна: вы снова вернётесь назад. Когда умирает Будда, он умирает навсегда. В его смерти – качество вечности. Но даже временная смерть прекрасна.

И вы правы, Араньо: я мёртв и жив одновременно. Как личность я мёртв, как некто я мёртв. Как никто я жив.

Вы говорите: «Впервые, когда я увидела умершего человека, это была моя бабушка. Она лежала такая белая и умиротворённая, такая тихая и счастливая, открытая и закрытая одновременно. Я ревновала, но в то же время и побаивалась».

Помните, в отношениях со мной может быть то же самое: ревность и в то же время боязнь. Вы должны будете отставить свой страх в сторону, так как страх может охранять вас – охранять от наслаждения этой возможностью, которая открылась для вас. Очень трудно найти того, кто является никем; вы такого нашли. И до тех пор, пока вы не станете никем, всё время помните, что вы теряете удобный случай. Умрите, как умер я – и тогда вы будете так же живы, как жив я.

Есть жизнь, у которой нет ничего общего с любой личностью. Есть жизнь, у которой нет ничего общего с любым «я». Это – жизнь пустоты, невинности и девственности. Я делаю её доступной для вас. Оставьте ваши страхи, подойдите ко мне ближе. Позвольте мне стать вашей смертью и воскресением.

Мастер Дзен, Бунон, сказал: «Когда живёшь, будь мертвецом, будь полностью мёртв, и веди себя, как хочешь, и всё в порядке».

Последний вопрос: Всегда ли опасно знание?

Не всегда. Знание не является опасным, опасна познавательная способность. Знать факты – очень хорошо, но забывать о тайне жизни опасно. Итак, знание не всегда опасно; иногда оно может очень помочь.

Маленький анекдот: Морин, жена ирландца Пэдди, в то утро была доставлена в больницу. Закончились её девять месяцев беременности, и она, потрудившись, дала жизнь двум прекрасным девочкам-близнецам.

Ирландец Пэдди, когда закончился рабочий день, когда он натаскался булыжников на стройке, холодным осенним вечером пришёл навестить жену в палате рожениц.

«О, привет, моя дорогая», – прокуковал он своей Морин, приближаясь к её кровати, кося любопытным глазом на двух крошек, которых нянька на руках поднесла к кровати.

«У нас Сутра близнецы, любимый». – сказал Морин. И Пэдди, в течение десяти минут, сидел ошарашенный у постели, не зная, как это переварить. Прозвенел звонок, означающий конец визита, Пэдди поцеловал жену и вышел.

«Клянусь Христом! – бормотал он, идя длинным коридором, – если я найду ещё хоть один звонок, я его изничтожу».

←К оглавлению

Вверх

Далее

(наведите мышь)